И открыла сестре путь на янтарный фонтан. А потом отправила мужа в его комнаты, не сразу, разумеется, а подарив сначала несколько нежных и горячих поцелуев и выдав обещание, что без него никуда не уйдет.
В последнюю очередь Илли уничтожила все следы пребывания в ее комнатах посторонних, точно зная, что горничные вполне могут по догадливости претендовать на место в отряде Бенгальда, и с неохотой направилась к шкафу. После некоторого раздумья выбрала эльфийское платье и чуть напрягшись, изменила внешность и прическу. Ни на миг не следует забывать о том, что снующие по дворцу слуги вездесущи и всевидящи, даже если хочется забыть про все и про всех от переполняющего душу неимоверного счастья.
Само собой… раньше Илли иногда тайком мечтала о тех временах, когда станет независимой, богатой и даже замужней сеньорой, но как‑то очень тускло все это виделось, словно сквозь туман. И уж никак не могла она представить ничего даже близко похожего на испытываемые сейчас ощущения. Словно, несмотря на все проблемы и трудности, невзирая на строящих козни колдунов и искалеченных ими узников, во всем мире вдруг наступил праздник. Особый, всеобщий праздник, безудержный и яркий, как помнившийся по детским впечатлениям новый год родного мира. Жаль только, что это лишь ее собственные ощущения.
Как оказалось, озаботилась она вопросами маскировки как раз вовремя, в дверь постучали и появилась одна из горничных королевы, которых Илли различала только по особой форме кружевного воротничка.
— Ее величество просила прийти вас на завтрак в ее покои.
— Веди, — кивнула Илли, ничуть не расстраиваясь, что не успевает предупредить мать, сейчас у дриад столько сил, что ее легко найдут в любой из комнат дворца.
Окна в личной гостиной королевы были лишь чуть приоткрыты, и там царили полумрак и необычайная пустота. Не было не только стайки чопорных фрейлин, но и непременной телохранительницы.
— Садись, Илли, — знаком велев служанке выйти, пригласила Интария, и дриада не узнала ее голоса.
Какой‑то надтреснутый, хрипловатый, словно ее величество вчера переела вишневого мороженого. Да и сидит она спиной к окну, столь очевидно желая, чтоб в ее лицо никто не заглядывал, что Илли невольно забеспокоилась. Потянулась ощущениями к теплу ее тела, проверила, не ли там каких болезней, и по идеальному здоровью поняла, что тут уже кто‑то постарался из ее сестер. Скорее всего приемная мать, и это невероятно радует, значит она не ошиблась в оценке этой непростой и невероятно мужественной женщины.
— Что у вас произошло?
— Умеешь ты спрашивать, — невесело хмыкнула королева, — вот мои фрейлины в один голос спрашивали, не заболела ли я.
— Мне теперь не нужно это спрашивать, — вежливо улыбнулась Илли, — вы абсолютно здоровы. Кто‑то из моих сестер подправил в вашем организме все, что было не в порядке.
— В самом деле? И ничего не сказали… а я пью снотворное и радуюсь, что в этот раз оно мне помогает.
— Ваше величество…
— Мы договаривались, что наедине ты будешь звать меня по имени…
— Согласна. Сеньора Интария, что произошло? Кто причинил вам боль? Неужели мы с Кандиком?
— Нет… вы моя самая большая радость. Я ведь волновалась за него сильнее всех… Ангирольд счастливо женат, Рантильд и Бенгальд давно сделали окончательный выбор и занятий и спутниц… но я отвлеклась, поговорить хотела не о том. Ты оказалась снова права… он меня ненавидел. Так сильно, что желал мучительной смерти не только мне, но и моим детям! И королю! Только представь, сорок пять лет жизни, все силы и все помыслы отдавать на то, чтоб придумать и постараться осуществить страшную месть капризной девчонке, в шутку налившей в его сапоги сиропа! Как теперь выяснилось, он был один из немногих, кто был счастлив… когда в той страшной катастрофе погибли мои родители, потому что считал, что власть перейдет к старшему брату Брандениза. А когда заговор раскрыли, был в трауре по ним, а не по законным королю с королевой. И все эти годы преданно помогал кузену, шпионил на него, ведь ему это было сделать так легко, он видел всех, кто приходил к королю и кого никто не должен был видеть.
— Странно, что никто его не заподозрил, — расстроенно проговорила Илли.
Ей было неимоверно жаль королеву, все силы отдававшую на благо своей семьи и королевства и внезапно узнавшую, что есть в ее окружении люди, которые не поняли этой самоотверженности, не рассмотрели всей тяжести ноши, какую она бессменно несет на своих хрупких плечах.
— Но мы ведь полностью доверяли и Бранденизу! — Интария говорила не столько для дриады, сколько для самой себя, ей нужно было разобраться, понять, как могло такое произойти, — а Юберджину, относя чай или важное сообщение, ничего не стоило сказать советнику пару фраз, или подложить записку! Люди Бенгальда раскручивают его дела всю ночь, и Лангорд с ними. А сейчас и Бенгальд туда пошел… но он и сам уже все рассказывает. Я постояла, послушала несколько минут за картиной… и не смогла, ушла. Как мне теперь жить?! Припомнить все проказы, какие я устроила в детстве и провести через такой допрос всех старых слуг? Или убрать их всех и набрать новых? Я конечно придумаю, Илли, но сейчас мне так больно и обидно! Я же тогда была ветреной, беззаботной девчонкой, это гибель родителей заставила меня измениться, задуматься о делах, засесть за изучение законов и политики. И хорошо, что вскоре рядом оказался Лангорд, он такой благоразумный и терпеливый… но когда нужно, очень мужественный и суровый.
— Вы и сами всё знаете… — Илли не собиралась успокаивать королеву, даже у очень сильных людей бывают минуты слабости, и не стоит забывать, что они имеют свойство проходить бесследно, а ощущение стыда от того, что кто‑то оказался свидетелем, непременно останется, — и для вас не новость, что люди очень неодинаковы. И в самой шутливой или курьезной ситуации все поведут себя по–разному. Большинство просто посмеется. Некоторые на минуту рассердятся и сразу все забудут. Некоторые, самые скупые и хозяйственные, немедленно потребовали бы новые сапоги. Но, к сожалению, встречаются и такие… недобрые, злопамятные, растящие в душе не любовь и сострадание к людям, а черные цветы ненависти и мести. Я многие годы была бедной сироткой, и если бы не жила в моей душе твердая уверенность, что вернутся родители и сестра и будут любить и защищать меня как прежде, то злые шепотки, высокомерные взгляды, пренебрежительное отношение и грубость могли бы сломать и озлобить. Ведь те, кто приезжают в приюты, зачастую просто выполняют некие правила этикета, на самом деле им ничуть не жаль тех, кто там живет.
