Третье пробуждение стало ещё более осознанным. Я чувствовала свое тело, хотя пошевелиться не смогла. Дыхание забилось, что-то мешало сделать вдох самой. Накатила паника — я сейчас задохнусь! В горле что-то мешалось, придавливая язык, мешая закричать. Руки слабо дернулись убрать помеху, но сил поднять их не было.
— Тише, тише. Госпожа Коралева, вы меня слышите? — мужской спокойный голос раздался неожиданно близко.
Меня стали трогать. Я чувствовала крепкие большие руки, удерживающие меня на спине. Касание ко лбу. Не предупреждая, мне оттянули веко и посветили фонариком, проверяя рефлекс зрачка. Мужской взрослый спокойный голос говорил со мной, произнося набор фраз, призванных успокоить. Я понимала, что мне говорят, но не понимала, что происходит в принципе. Где я? Что со мной? Говоривший без озвученных вопросов ответил сам.
— Все хорошо, Карина Евгеньевна, вы в больнице. Не пытайтесь говорить. У вас в горле трубка. Расслабьтесь, за вас дышит аппарат искусственной вентиляции лёгких. Успокойтесь, всё хорошо. Вот так вот, умница.
Меня поглаживали по голове, как ребенка. Такой знакомый с детства жест, на Земле так всегда успокаивают. Мне хотелось узнать подробности происходящего и я пыталась что-то спросить, но трубка в горле мешала. Вырывалось только невнятное мычание. А врач уговаривал расслабиться и подождать.
Постепенно к телу возвращалась чувствительность, а вместе с ней и боль. Веки уже не были такими тяжелыми, и я смотрела в ту сторону, откуда слышался голос. Как в дымке, смогла различить мужской силуэт. Проморгалась. Глаза заслезились. Слёзы собрались в уголках и дорожками скатились за уши. Как только слёзы омыли глазные яблоки, муть прошла и я уже четко увидела склонившегося ко мне пожилого врача в голубом медицинском костюме, а рядом медсестру с металлическим лотком в руках. Сбоку от кровати стоял штатив с отключенной системой капельницы, с большим стеклянным перевернутым флаконом наверху.
— Потерпите немного, сейчас я уберу трубку, и вы сможете дышать самостоятельно.
Экстубация прошла быстро и почти безболезненно. Закашлялась, восстанавливая свое собственное дыхание. Жадно глотала воздух, пока меня придерживали за плечи. Дикая слабость и затихающая боль в теле. Несмотря на всё это, мне важно было узнать, что с мужьями.
— Хдеммххааа, — вместо связной речи вырвалось сипение.
— Вам пока не стоит разговаривать, связки должны восстановиться. Полежите спокойно, я проверю рефлексы.
Доктор взял неврологический молоточек и стал проверять сухожильные рефлексы, чувствительность на ногах, руках и теле. Удовлетворившись осмотром, сделал пометки в белом блокноте на пружине. Медсестра продиктовала с монитора данные по артериальному давлению, пульсу, сатурации (насыщению крови кислородом).
— Карина Евгеньевна, вы молодец! После такой травмы и всё у вас в порядке. А сейчас поспите. В следующий раз, когда мы с вами увидимся, то уже сможем поговорить. Ниночка, — он повернулся к медсестре, — полная линейка по крови. Данные мозговой активности. Консультация терапевта, психиатра.
— Хде… мушш… — я не могла больше молчать и ждать неизвестно чего. Что произошло? Где все? В памяти был последний разговор через визор с Хероном и Берком, а дальше — боль и ярчайший свет. Почему меня называют по девичьей фамилии — Коралева? Что это за больница? Как я здесь оказалась?
— Я же просил, — укоризненно покачал головой пожилой доктор и хмуро свел брови, — не разговаривайте пару часов. А родственникам вашим мы сообщим, что вы вышли из комы. Так что, как проснетесь, то сразу же их и увидите. И ваш молодой человек тут у нас все пороги оббил, очень уж переживал и все корил себя, что это из-за него вам плохо стало в тот день на совещании. Все про какой-то розыгрыш частил. Эх, молодость! Всё у вас будет хорошо. Теперь вы быстро пойдете на поправку! Ниночка, сделай Карине Евгеньевне укольчик успокоительного.
Не понимаю… Ничего не понимаю… Какой молодой человек? Какой розыгрыш?
— Хде мои мушшя? — просипела, цепляясь рукой за руку медсестры и нечаянно выбивая лоток со шприцем с лекарством. — Хде я? Эол…шивой?
— Ниночка, быстрее, видите у пациентки нервное возбуждение? — врач придавил меня за плечи, хотя в этом не было нужды, я и так безвольно откинулась на кровати. Короткая острая боль от укола и мир закружился в калейдоскопе. Веки отяжелели и сомкнулись. Сон без сновидений принес покой и вернул силы.
Проснулась я, почти полностью восстановившаяся, от звука льющейся воды и шороха. Открыв глаза, увидела пожилую женщину в белом халате, которая проводила влажную уборку моей палаты. Она заметила, что я больше не сплю. Приветливо улыбнулась и поздоровалась:
— Доброе утро! Я вас разбудила? Старалась тише мыть.
Пару минут я тупо таращилась на обычную деревянную швабру в руках санитарки и на то, как она полощет тряпку руками в ведре с маркировкой «пол палаты № 3».
— Доброе утро, — тихо ответила и приподнялась на локте, осматривая палату.
Бледно-бежевый кафель на стенах и серый на полу. Одно металлопластиковое окно, за которым была зима и серое небо с тяжелыми снежными облаками. Многофункциональная кровать, на которой я лежала. К стене отодвинут аппарат искусственной вентиляции легких. Включен монитор, на котором отображались деятельность сердца. На палец руки у меня была прицеплена прищепка, от которой шел провод к аппарату, стоящему на медицинском столике. Типичная палата больницы на Земле.
— Что это за больница? — спросила я женщину, стараясь разобраться в происходящем.
— Четвертая городская больница, — коротко ответила она, как будто бы мне это о чем-то должно сказать.
— Какого города? — робко уточнила.
— Так Нанска, — она перестала убирать и оперлась двумя руками о древко швабры. — Ох, ты ж, боже мой, неужто память отшибло?
Я растерянно посмотрела на неё и откинулась на подушку.
— Да нет, Нанск* помню. Это мой родной город. Какой сейчас месяц? Давно я здесь?
— Третьи сутки. Сегодня первое января 2019 года. Кстати, с праздником! Выздоравливайте поскорее!
— Спасибо, — совершенно убитым голосом поблагодарила я её и прикрыла глаза, чувствуя, что сейчас расплачусь.
Как же так? Что произошло? А как же мужья? Херон, Берк, Шиан, Эол? Это какой-то кошмар! Не может быть… Они же реальные? Тело начала пробивать нервная дрожь, истерика захлестнула. Элары! Они же неотделимы от меня! Там, где они находились, сейчас были обычные татуировки. Я подхватилась с постели намереваясь бежать, куда — сама не знаю. Но бездействовать не могла. В голове все перепуталось. Сердце забилось так часто, что появилась боль. Грудь сдавило так, что вдох был невозможен. Я, как рыбка, выброшенная на сушу, открывала и закрывала рот. Скрутившись в три погибели, начала тонко подвывать.
Дверь открылась, и в палату вошел доктор, за спиной которого остановились мои родители. Оценив ситуацию, он бросился ко мне, и нажал тревожную кнопку, на которую я не обратила внимание.
Доза успокоительного сняла истерику. Сделав еще несколько назначений, он повернулся к родителям, которые так и не переступили порог. Мама плакала, прижавшись к отцу, а он поддерживал её, поглаживая по спине.
— Посещение отложим на попозже.
— Нет, прошу, мама, — протянула руку в направлении моих любимых родителей, — доктор, пусть они останутся. Я в порядке.
Покачав головой, нехотя, он махнул рукой, приглашая зайти вовнутрь.
— Недолго. Карине Евгеньевне нужно еще восстанавливать силы.
— Мамочка, — я порывалась подняться, но мама меня опередила, бросившись ко мне и обнимая на постели. Теплая рука папы легла на лоб. — Папа, — чуть придушенно пискнула от крепких жадных объятий.
— Кариночка, жива! Доченька, как же так! Почему ты не говорила, что у тебя высокое давление?
Я промолчала, не зная, что сказать. Не помню, чтобы жаловалась на это.
— Сергей Геннадиевич, твой начальник, сказал, что тебе стало плохо на совещании, а до этого по дороге на работу ты упала и ударилась головой об лед.
