— Знаю. Может, всё-таки попьешь? У тебя губы пересохли.
Что-то влажное и холодное коснулось губ. И он их облизал, поняв, что Ламия не гладит его, а обтирает полотенцем.
— Воды, — попросил.
Ламия исчезла из поля видимости, а появилась спустя некоторое время с Олин. Вместе они помогли ему приподнять голову, чтобы он смог отпить.
— Что с сыном? — спросил Никандр откидываясь назад и вспоминая последние события. Погоня, падение ребёнка под ноги коней у него на глазах, прыжок, боль, торчащие кости из штанов, кровь. Он не помнил слышал ли сына сквозь свой собственный крик.
— Всё хорошо. Не беспокойся.
— Он жив?
Ламия закусила губу и Никандр, к своему удивлению, увидел, что у неё глаза блестят, потому что в них скапливаются слезы.
— Ламия?
Жена шмыгнула носом и кивнула.
— Жив, здоров. Благодаря тебе, — кивнула она несколько раз поспешно, а затем снова исчезла. — Спасибо, — дрожащим голосом проговорила, и он услышал скрип кресла рядом. — Если бы не ты, я даже не знаю… Я бы так не смогла… Выпрыгнуть под ноги мчащихся коней. Что за сумасбродство?
Несмотря на её ворчание, Никандр слышал в её голосе и восхищение, и благодарность и не мог не улыбнуться. Пусть даже слабой, дрожащей улыбкой.
— Видишь какой я у тебя ловкий… Получается я его на лету поймал?
— Не помнишь?
— Плохо помню.
— Да, похоже, что на лету. На нём даже царапины нет.
Никандр снова криво, еле-еле улыбнулся, прикрыл глаза и, кажется, задремал, потому что жужжание снова возобновилось.
Ж-ж-ж.
Он вновь мотнул головой, просыпаясь.
— Ламия! — позвал взволнованно.
Скрипнул, отодвигаясь стул, и над ним вновь появилось обеспокоенное лицо жены в обрамлении черных кудрей. Он увидел её рукав и почувствовал холодные пальцы у себя на лбу, а потом щеках.
— Надо ему имя дать. Нельзя ему без имени, — часто дыша от волнения проговорил он, впадая в панику от пришедшей на ум мысли. — Я не могу умереть и оставить его без имени.
— Не говори ерунды. Ты не умрёшь, — сквозь зубы проговорила Ламия, снова исчезая из поля видимости.
— Ламия!
— Я здесь, — она снова подскочила к нему и нахмурившись стала рассматривать. — Что такое? Успокойся. Всё хорошо, — сказала она, гладя его по плечу, и заглядывая в испуганные глаза.
— Моя нога… Ламия, моя нога.
— Болит? Сейчас, подожди.
— Нет, давай дадим ему имя, — он попытался подняться и Ламии пришлось надавить на его плечи, заставляя лежать.
— Ратор. Ратор. Мы назовем его Ратор, — быстро проговорила она. — Никандр успокойся, ляг. Олин, дай «жаровницу».
— Нет. Не хочу. Горько, — он снова начал вертеть головой и стараться от неё отклониться.
— Олин, быстрее. Держите его ногу, не дайте ей шевелить, — закричала Ламия, продолжая удерживать его за плечи. Никандр начал дергаться всем телом.
— Госпожа, он весь горит, — услышал мужчина и тоненький голосок лекарши и повел в её сторону ухом, но резко дернул головой и чуть не ударился виском — Ламия приложила руку, не дав ему удариться.
— Я знаю, — прорычала королева, отбирая бутылку в девушки, из которой она пыталась отмерить лекарство в чашку. — Никандр, выпей совсем немного.
— Нет. Не хочу. Горько.
— Я тебе воды потом дам. Пей, — прорычала Ламия, всем телом наваливаясь на него и снова зажимая нос. — Да откуда в тебе столько силы? Помогите же мне его держать!
Никандру казалось, что пытка продолжалась бесконечно. Он задыхался. Ламия что-то кричала, его придавили к столу, в рот что-то заливали, жидкость лилась в глаза и уши.
— Все. Все. Спокойно. Не страшно, — услышал он через некоторое время, когда груз с груди пропал и он закашлялся, отворачиваясь и сплевывая то, что ещё осталось во рту. — Спокойно. Тише.
Он повернул голову на её голос, попытался найти взглядом, но не увидел, различил какие-то не четкие тени вокруг, звуки голосов, а потом снова забылся сном.
Жужжания некоторое время не было слышно, но оно повторилось.
Ж-ж-ж. Забери. Ж-ж-ж. Земля. З-з-з. Ж-ж-ж.
Тарахтение, жужжание или треск. Никандр не мог понять, что так сильно раздражает его слух, но это что-то вновь его разбудило.
На этот раз в комнате царило сонное молчание. Девушки больше не мельтешили вокруг. Ламию он не видел, только слышал её голос, сквозь жужжание. А ещё увидел справа от себя колыбель и махающую ему оттуда ручку. Следя за её шевелением, Никандр снова задремал.
Ж-ж-ж. З-з-з. Землязабериегохворизабериегонедуг. З-з-з.
Землязабериегохворизабериегонедуг.
Землязабериегохворизабериегонедуг.
Землязабериегохворизабериегонедуг.
Она проговаривала так быстро, что он никак не мог различить слов. Они складывались в жужжание и сильно раздражали.
— Ты что молишься? — возмущенно спросил, пытаясь приподнять голову. На этот раз ему это удалось, и он увидел Ламию, которая сидела справа, поставив локти на стол, где он лежал, переплетя пальцы и уперев в них лоб. Глаза её были закрыты, тело расслаблено и можно было бы решить, что она спит сидя, если бы не это жужжание.
— Если ты после встанешь на ноги, я и молиться готова, и мать твою терпеть, — не открывая глаз, сказала она. И снова монотонно затянула:
— Землязабериегохворизабериегонедуг.
Землязабериегохворизабериегонедуг.
Землязабериегохворизабериегонедуг.
Никандр поморщился, осматриваясь. В камине практически погас огонь, девушки спали: кто на стульях, кто в углу на полу, а кто и стоя. Ламия сидела около его ноги, которая была обернута тканью и привязана в нескольких местах к доскам. Колыбель с сыном стояла справа от него, недалеко от жены. На этот раз ребёнок спал, а не бодрствовал.
Никандр снова опустил голову и прислушался к скороговорке жены.
— Землязабериегохворизабериегонедуг. Землязабериегохворизабериегонедуг. Земля, забери его хвори, забери его недуг, — с трудом различил он слова и повернулся в сторону, откуда они слышались.
— Не похоже не молитву, — заметил.
— Земля, забери его хвори, забери его недуг. Земля, забери его хвори, забери его недуг. Землязабериегохворизабериегонедуг. Землязабериегохворизабериегонедуг.
— Ламия, воды дай, — потребовал он, пытаясь прекратить жужжание, которое она издавала.
Жена устало вздохнула и поднялась, наконец, замолкая. Отошла в сторону камина, а вернулась с полным стаканом воды. Он сделал один глоток и снова откинулся назад. Ламия скрылась из вида и вскоре от услышал шуршание где-то у себя в ногах. Снова приподнял голову и увидел, как она снимает окровавленные повязки. Никандр откинулся назад, устремляя взгляд к колыбели и прислушиваясь к шорохам.
Сын продолжал спать. Никандр плохо его видел. Видел только небольшую часть лба, носик и тело в пеленках. Ламия молчала.
— Ты правда назовешь его Ратором? — спросил Никандр, теряясь в догадках, что происходит с его ногой и что делает жена.
— Да, — недовольно и кратко ответила она.
— Что там? — насторожился он. Хотел приподняться и посмотреть в её сторону, но больше не нашёл в себе сил на это.
Ламия молчала. Продолжала шуршать ткань её юбки, трещать — огонь в камине, послышалось шевеление откуда-то в изголовье Никандра — кажется, кто-то из девушек проснулся.
— Ламия? — позвал он её вновь.
— Лежи спокойно, — попросила она, хотя в этом не было необходимости. Никандр и так не двигался, напрягая все органы чувств, чтобы понять почему она молчит, и чтобы уловить любое её настроение.
— Что там?
— Все нормально, — прорычала Ламия с недовольством.
— Судя по твоему голосу — нет, — заметил с напряжение и волнением Никандр.
Ламия тяжело вздохнула и прошептала кому-то:
— Разбуди всех, пусть огонь разведут по новой. Пошли за мужчинами и узнай у Рамилии, когда Олав прибудет.
