Поэтому мне оставалось лишь любоваться наступающей зимой.
Грота не очень-то заботило, что будет в его владениях делать незваная гостья, а когда он узнал, что я не одна, так вообще махнул лапой и позволил самим разбираться. «Только в сокровищницу ни ногой, – предупредил ящер, – а не то съем и не подавлюсь». Угрозе я отчего-то поверила, хотя прекрасно понимала, что дракон слишком дорожит моим неожиданным обществом, чтобы вот так вот съедать. Насчет Пера не уверена – понятия не имею, гнушаются ли драконы мертвечины или они не такие уж и привереды, как о них сказывают. И вообще, готова поспорить на любой из так любимых мной передних зубов, что про сокровищницу Грот упомянул нарочно, чтобы подогреть любопытство. Придется мне его разочаровать – в святая святых я не полезу, ну если только взгляну одним глазком – и все.
Ящер сказал, я могу выбрать себе любую комнату по своему усмотрению, и я остановилась на просторной спальне (домика три моих будет, не меньше) со стенами, обитыми красным, словно кровь, бархатом. Поистине королевское ложе можно было вообще использовать как отдельную комнату – тут и ширма была соответствующая, чтобы уединиться в приятном обществе.
Единственное, что выдавало в спальне следы времени, – это толстенный слой махровой пыли, облепившей все плоские и выпуклые поверхности. Прежде чем лечь спать, пришлось знатно потрудиться, чтобы сделать из этой комнаты помещение хотя бы отдаленно напоминающее жилое. Дома я обыкновенно пренебрегала уборкой – все это оставалось либо на совести Шела, либо на совести крыс, которых, как и меня, не особо заботила чистота. Но здесь пришлось наступить на горло принципам и на один вечер превратиться в порядочную домохозяйку, ибо ситуация оказалась критической. Я порвала на тряпки салфетку тонкой гномьей работы, пропажи которой хозяин наверняка не заметит, и принялась за работу: в течение нескольких часов вытирала, вылизывала и разбирала. В итоге нашла две брошюры политической антимонархической радиопередачи, которую запретили, когда я еще в люльку помещалась; пробку от сливовой настойки; неполный набор карточек-вкладышей от засахаренных лесных орешков, которые так любят тайком от родителей коллекционировать деревенские мальчишки. Почему тайком? Я бы тоже особо не распространялась о том, что по ночам любуюсь на прелестниц-наяд, массовиц-затейниц и кудесниц во всех любовных делах. Не очень благоразумно было подсовывать такую мерзость в детские сладости.
Избавившись от мусора, я взялась за расчистку платяного сундука, к моему счастью наполненному дамским тряпьем, оставленным здесь, видимо, когда-то давно одной из служанок. Фасоны нарядов были до того старомодны, что сомневаюсь, что так одеваются сейчас даже самые древние засаленные торговки с общественных рынков.
В последнее время мне странно везло на чужую одежду, и я уже до того расслабилась, что после проверки пятого платья на проклятия и заговоры перестала заниматься ерундой. Выбрав себе мятного цвета платье с вставным белым лифом, расшитым золотыми нитями, я успокоилась, положила обновку на подоконник проветриваться после долгого заточения в сундуке и с чистой совестью завалилась спать.
Проснулась я с заметно полегчавшей головой, откуда будто сбежали все тревожные мысли и волнения. Разговор с Пером Четвертым, вопреки ожиданиям, подействовал на меня весьма положительно. Я бы даже сказала, терапевтически и расслабляюще.
Я слышала нечто подобное от соседских девок. Нет, я с ними, конечно же, не разговаривала никогда, но подслушивать по островным законам пока еще не запрещено, а значит – сие действо остается на совести подслушивающего. Знаете, они так часто плакались друг другу на лавке у колодца по всяким пустякам, что вскоре я заметила одну странную вещь: время – инфекция, которую нужно пережить, если хочешь выздороветь, а правда – те лекарства, которые нужно принимать, если нет аллергии. Девушки обыкновенно делились своими сердечными тайнами, муками и разочарованиями. Но проходило время, они узнавали, что отвергшие их мужчины – редкостные сволочи, после чего подхватывали новую заразу, не вырабатывая никакого иммунитета.
Я не считала себя похожей на одну из тех пустоголовых дурочек, а посему ошибок своих не намерена была повторять. Время и меня излечит, да так, что любая болезнь будет меня за семь морей оплывать.
О чем мы говорили с Пером? Принц рассказал мне многое. Часть из этого, вероятно, я предпочла бы никогда не узнавать. Правда – антибиотик, это действительно так, но вместе с вредными микроорганизмами она убивает и полезные. Уничтожает все, до чего может дотянуться.
– Шеллак – шпион королевского двора? – не поверила я словам принца. Хорошо еще, темнота была хоть глаз выколи, а то бы Перу сразу стало понятно, что новость просто-таки выбила меня из колеи.
Мужчина кивнул. Даже в темноте я смогла это увидеть, пусть и предпочитала думать, что все это мне только кажется.
– Нет-нет. – Я отчаянно, почти истерично замотала головой. – Ты что-то путаешь.
– Я ничего не путаю, Шрам. Я своими глазами видел, как он отправлял голубя королю Доброй Воле. Тогда я сделал вид, будто ничего не заметил, но спустя еще несколько дней голубь принес ответ. Вы с Шеллаком были в своей каюте, поэтому я перехватил письмо и позволил себе его прочесть.
– Нет, ну не наглость ли! – возмутилась я. – Никто не учил вас, высочество, не читать чужих писем? Ладно, сама не без греха. Проехали. Так что там было?
Тогда я втайне надеялась, что произошла какая-то ошибка, что Пер все перепутал. Существовала еще вероятность, что он пытается меня провести, но уж слишком серьезно звучал его голос, и уж больно большое расстояние он преодолел ради того, чтобы сообщить мне эту новость.
Пер передал мне в темноте перевязанный свиток с расколотой печатью. Это подделка, тешила я себя мыслью. Не помогало. Вспомнила лицо Шеллака, когда он в последний раз посмотрел на меня. Я ему тогда сказала, что не звала его с собой. Я его вообще никуда не звала, если уж на то пошло; но он почему-то все время был рядом со мной, даже тогда, когда ему это доставляло откровенное неудовольствие и раздражение. Прежде я никогда не задумывалась о подобной мелочи. Шеллак был со мной везде, куда бы я ни отправилась, на какую бы авантюру ни решилась. Внезапно мне вспомнились слова, которые он все время повторял как бы в шутку, как мне тогда казалось: «Врагов держи ближе, чем друзей, Шрам. Они не подведут».
Но неужели все это было правдой и я попалась на крючок к самому королю, который, оказывается, был прекрасно осведомлен о моем существовании? В цепочке что-то не сходилось, не клеилось. Как Шеллак был связан с Доброй Волей? Что им нужно от меня? Связано ли это как-то с письмами Лараны, переданными через покойного капитана? Оставалось слишком много вопросов, чтобы здраво судить о мотивах чужих действий.
