Впрочем, я бы все равно не сдалась просто так. Я силилась сделать хотя бы шаг, понимая, что катастрофически не успеваю, почти слыша хруст своих шейных позвонков, как… время остановилось. Да, оно просто замерло, словно густой кисель. Единственно живым в этой вязкой массе оставался мой не рожденный ребенок. Он как-то по-особенному повернулся, пребольно пнул пяткой в живот, и время снова вошло в привычный ритм.
Только за это единственное мгновение успело столько произойти… Начать хотя бы с того, что тиски отпустили мое горло, и я, кашляя и хрипя, все же смогла, наконец, сделать первый вдох, вполне ощущая, что чувствуют дети, рождаясь на этот свет. Мачеху же отбросило с такой силой, что впечатало в каменную кладку, и она провисела там еще какое-то время, удивленно хлопая глазами. А потом… вся её кожа покрылась неисчислимым количеством бородавок всех цветов и размеров! Честное слово, в мгновение ока видная и красивая женщина превратилась в нечто невообразимо омерзительное. Какой там чирей, что был у неё в прошлый раз? В этом смысле сын явно превзошел отца, наслав на мачеху натуральное проклятие.
Все правила благородного поведения говорят о том, что глумиться над поверженным врагом некрасиво и вообще плохо. Однако, глядя на пребывающую в неконтролируемой истерике мачеху, я с трудом удержалась от неприличного жеста в её сторону. Уж слишком допекла меня вредная баба. Я погладила свой живот.
— Молодец, малыш, — ребенок, будто бы слыша похвалу, задорно лягнулся.
Тем временем, голосящая мачеха, сумела-таки отыскать дверную ручку и вывалиться в коридор. Хотя дверь и захлопнулась, я успела услышать вопли и ругательства стражников, схватившихся за оружие.
— Хамы, холопы, мерзавцы! — вопила Ядвига. Судя по всему, охрана буйствующую мачеху признала, и нападать на неё не спешила. Что очень и очень жаль, по моему скромному мнению.
Впрочем, еще пару дней эти стражники как-то странно заикались а Ядвига и носу ко мне не казала.
На следующий день в хлебе была найдена новая записка от волхва: «Ядвига в ярости и черной печали. Альберт через неделю собирается подписывать сдачу степнякам на мирных условиях — мы должны будем платить им огромную ежегодную дань. Если народ узнает — бунта не избежать. У Ратмира все хорошо». Я, конечно, была рада, что у воеводы все было хорошо, но у меня ситуация обстояла совсем иначе. Дань! Согласиться на ежегодную дань степнякам — есть ли в том больший позор? Ну нет! Не бывать тому! Малыш поддержал меня согласным буйным ляганием. Я тут же кинулась писать ответное послание старому волхву: «Когда Альберт уезжает на охоту?». Вопрос был отнюдь не праздный. Огромной, и, похоже, единственной любовью моего мужа, была охота на крупных диких зверей. Волки, медведи, кабаны — кого только не затравливал он в наших лесах! Иногда мне кажется, что женился он на мне только из-за того, что в Княжестве много лесов с хищниками.
Ответ на мой вопрос пришел вместе с ужином: «Завтра, после полудня». Коротко и ясно. И я даже знала, что нужно делать. Точнее, очень надеялась, что сделать получится.
На следующий день, откушав второй завтрак, я грозно сообщила стражникам, что собираюсь вздремнуть, и беспокоить меня не стоит ни по какому поводу. Когда дверь за ними закрылась, я уселась на кровать, и прошептала:
— Ральф, надеюсь, ты еще помнишь о своем обещании?
— Конечно, помню, Светлая княгиня! — у кровати образовался огромный волк. Радость моя от его созерцания не смогла бы сравниться и с радостью фанатично верующего волхва, увидевшего Духа-Хранителя. — Кого загрызть на этот раз?
— Кровожадный ты, мой серый друг, — усмехнулась я.
— А ты нет, княгиня? — клыкасто усмехнулся хищник.
— Все в интересах государства, — скромно ответствовала я. — Так ты мог бы закусить королем Альбертом, что нынче выехал на охоту в заповедный княжеский лес?
— Чем же тебе не угодил супруг, княгиня? — поинтересовался волк, обнаруживая неплохое знание политической обстановки.
— Повышенной тягой к чужим тронам, — улыбнулась я. — И привычкой распоряжаться чужим имуществом.
— Это серьезно, — кивнул волк. — Жди похоронных вестей, княгиня! — и он исчез, как-будто не бывало.
Я же всерьез задумалась. Нет, в том, что я однажды убью Альберта, я не сомневалась с самого начала. Просто тогда эта затея казалась какой-то очень далекой, и потому оставляла мою совесть в блаженном покое. Сейчас же, я готовилась взять на душу грех за третий труп. За Драгориуса моя совесть грызть меня отказывалась, потому как того случайно пришиб Ратмир, и моей вины в том не было. А вот Альберт… Дух-Хранитель учит нас уважать своих супругов, а вот убийство оных им как-то не поощрялось. Конечно, можно думать, что ситуации бывают разные…
Вот, к примеру, стал бы Альберт посвящать моральным терзаниям по поводу моего убийства столько времени? Да ни в жисть! Забрал бы ребенка, отравил бы меня, и растил бы из малыша нового злодея.
Тогда по какому поводу волнуюсь я? Скорее всего потому, что в темнице заняться больше нечем…
Помнится, был однажды такой случай в истории. Жили как-то король и королева одного мелкого северного королевства. И все бы было у них вполне хорошо, если бы не одно но: супруги на дух друг друга не переносили. Мало того, если бы они делали это тихо — так, чтоб никто не знал, к примеру, по полюбовникам бегали бы, все было бы хорошо. Но нет, они превратили свой дворец в натуральный плацдарм боевых действий!
В стране делали ставки, люди богатели на одних только предположениях: где, как и чем попытаются высокородные супруги сжить друг друга со свету в этот раз.
Тут надо сказать, что король с королевой оказались тем неудачным сочетанием, когда оба партнера вообще людей на дух не переносят — поодиночке они с этим еще как-то справлялись, сдерживали себя в руках, но вот когда поженились… Вся их общая ненависть к роду людскому перекинулась на одного конкретно взятого супруга.
Даже в постели готовили они гадости, и пытались убить свою драгоценную вторую половину. Постель, вообще, была для них главным местом ведения боевых действий. Выглядело это примерно так:
— Вы уже ложитесь, дорогой супруг? — голосом затаившейся кобры шипит королева, лежащая под одеялом.
— Да, дорогая, — отвечает ей король, пряча в карманы кастет, удавку, пузырек с ядом, коробочку с ядовитым тарантулом, и проверяя, хорошо ли ходит нож, в скрытых ножнах на ноге. Он не обольщается, логично подозревая, что супруга тоже подготовила ему немало интересных и опасных сюрпризов.
— Доброй вам ночи, — супруги страстно целуются, а потом так же резво отворачиваются, вытираясь пододеяльниками, справедливо полагая, что кто-нибудь уж точно намазал губы ядом замедленного действия.
