– Если ты все еще меня ненавидишь, сейчас самое время сказать об этом, – выдохнул он.
– Я тебя не ненавижу, ты, болван.
Он даже не стал тратить время на смех.
Все мои предыдущие поцелуи начинались робко, осторожно, вопрошающе. Бен не стал ничего вопрошать и поцеловал меня так, словно бы по умолчанию имел на это позволение. И он его имел. Безоговорочное позволение. Пусть я и назвала его болваном.
Обхватив рукой мой затылок, он углубил поцелуй. Мои ладони касались его щек, и так я получила ответы на некоторые свои вопросы. Поздно ночью у него уже появлялась щетина. А на вкус он был как кофе и шоколад.
Когда Маккаллох наконец оторвался от меня, он восхитительно тяжело дышал. Впрочем, как и я.
– Ты по-прежнему хочешь пересесть в кабину? – спросил он.
– Нет, здесь отлично, – ответила я и поцеловала его.
– Я перевожу навоз в этом грузовике, – продолжил Бен, когда я дала ему возможность говорить.
Да, наверняка это было самое странно сформулированное предложение. Но сработало же.
– Тогда в кабине лучше.
Трудно идти, одновременно целуясь. Еще труднее нащупать вход, и это не фигуральное выражение для чего-то неприличного. Так что не спрашивайте, как мы с Беном ухитрились оказаться там, где оказались: на сиденье в салоне грузовика, преодолев приборную панель, руль, рычаг переключения передач и всего лишь раз нарушив ночь громкими радостными звуками.
В том смысле, что мы лишь раз нажали на клаксон, а вы о чем подумали?
Когда Бен целовал меня, единственное, что я осознавала, – это как весь мир исчезает. Я чувствовала то, чего не чувствовала никогда прежде. В местах, которые, как раньше считала, ну никак не связаны между собой.
Только вот неожиданно загудевшего около моего бедра предмета не должно было здесь быть, это я знала наверняка. Хотя бы потому, что он звонил.
Оторвавшись от моих губ, Бен выругался, чем слегка меня шокировал. И еще больше возбудил.
– Не обращай внимания, – велел он.
Легко ему говорить, ведь это не его стимулировал ниже пояса телефон. Я же не хотела испытать удовольствие – если мне суждено его сегодня испытать – благодаря мобильнику!
– Не могу, – сказала я, когда телефон снова загудел. – Он в таком месте, что действительно очень отвлекает.
Слегка переместившись, Бен достал из кармана телефон – у меня даже дыхание перехватило, так высоко его рука прошлась по моему бедру – и бросил его в сторону приборной панели. Неугомонный предмет упал на пол и продолжил гудеть.
– Проблема решена. – Бен снова целовал меня, и я забыла о звонке, забыла обо всем, пока не раздалось бип-бип принятого голосового сообщения, и… Боже, как я вообще могла обращать на это внимание, когда Бен?..
– Ты не собираешься посмотреть, кто это? – оторвавшись от него, выдохнула я.
– Нет, – ответил Маккаллох, щекоча дыханием мое ухо и чувствительное местечко за ним. Я задрожала. Как бы мне хотелось позволить себе погрузиться в это чувство, но тревога – совершенно лишняя сейчас! – тянула меня обратно на землю.
– Что, если это твоя мама?
– Вероятно, так оно и есть. Наплевать.
Уловив резкие нотки в его голосе, я вся растаяла. Мистер Ответственный так сильно хотел быть со мной, что даже не волновался, кто звонил. Кажется, за всю свою жизнь я не слышала от парня ничего более лестного. Не слышала и не чувствовала, и, поверьте, в части несловесного подтверждения своего желания Бен был сейчас более чем красноречив.
– Вдруг что-то случилось? Уже очень поздно.
Он напрягся, и это никак не было связано ни со мной, ни с тем, что его тело вдавливало меня в сиденье, ни с тем, что наши рубашки задрались, и обжигающе-горячая кожа моего живота касалась его живота, твердого и мускулистого.
– Наплевать. – Бен прижался своим лбом к моему; в резком и хриплом голосе слышались противоречия, возникшие не здесь и не сейчас и включавшие в себя много больше, чем нас и кабину грузовика. – Я отказался от студенческого братства, своей квартиры, своей группы. Целых три дня я только и мечтал, как бы снова увидеть твое нижнее белье, и не позволю ранчо отвлекать меня. Хотя бы один жалкий час!
Очень самонадеянно со стороны Маккаллоха думать, что ему будет позволено снова увидеть мое нижнее белье. С другой стороны, учитывая, что сейчас он «видел» мой бюстгальтер с помощью азбуки Брайля, может быть, он имел основания говорить такое.
И… Господь всемогущий, если кто и мог понять желание быть здесь и сейчас – ловить теплый воздух его дыхания, наслаждаться мгновением, гадать, как долго мы сможем быть вот так, пока я не приду в себя… или он не придет в себя… или пока мы снова не начнем спорить – это была я.
И именно поэтому я не могла позволить Бену вести себя так. Меня бы с ним здесь не было – в салоне, с задравшейся рубашкой, – не окажись он таким чокнутым любителем все контролировать.
– Вдруг что-то случилось с твоим дедушкой?
Этого оказалось достаточно. Маккаллох приподнялся и посмотрел на меня. Благодаря чистому, усыпанному звездами небу я прекрасно его видела. Удивительно, какие звезды бывают яркие, и сейчас все они освещали лишь нас одних, застрявших между тем, что мы хотели сделать, и тем, что, как оба знали, нужно было сделать.
– Черт возьми, – выругался Бен.
– Я знаю. – О да, я знала и понимала.
Пройдясь пальцами по моему животу, Бен вытащил руку из-под моей рубашки. Я задрожала. Как же жаль, что я не из тех, кто идет на поводу у других!
– Где телефон? – тактично отвернувшись, спросил он. Я в это время одергивала одежду. Затем нашла на полу телефон и протянула его Бену. Пройдясь по меню, он нашел голосовые сообщения и запустил последнее. В ледяном мерцании экрана было отлично видно, как с его лица исчезли все эмоции. И тогда беспокойство, назойливо маячившее на краю сознания, в одно мгновение превратилось в зловещее предчувствие, которое вытеснило из моей головы все остальные мысли.
– Что случилось? – спросила я, когда Бен закончил слушать сообщение и начал набирать смс.
– Нам нужно ехать. – Он бросил телефон между нами. – Дед пропал. Мама не знает, куда он делся.
– Куда он мог пойти?
Заведя мотор, Бен тронулся.
– Если бы я знал, то, наверное, не стал бы говорить, что он пропал?
Я не очень-то оценила сарказм. И тон. Таким тоном не разговаривают с тем, с кем целовался какие-то жалкие три минуты назад. Маккаллох хмурился, стискивал зубы. Я все понимала. Это его дед. Но не понимала стену, которая вновь возникла между нами и не давала мне к нему приблизиться.
Однако об этом можно подумать и позже.
