В ней мне нравится абсолютно все: каждый изгиб, каждая линия тела.
Тугие мышцы, обхватывающие меня внутри нее.
То, как она двигается навстречу, выгибаясь в спине, не сдерживая вырывающихся звуков.
Насколько сильно Влади умеет переживать, настолько же сильно отдается, охватываемая страстью, обнаженная не только физически, но и душой.
— Я люблю тебя, — шепчет вдруг она, еще сильнее сжимая свои пальцы на моих плечах, — люблю.
И от этого признания ток пробегает по мне сверху вниз, теряясь там, где мы соединяемся телам.
— И я тебя, — признание так легко слетает с языка, будто только и ждало подходящего момента.
Столько лет, Сашка, столько лет.
Как долбанный черноволосый профессор из Гарри Поттера.
Глава 43. Илья
Две недели, оставшиеся до Нового года, пролетают в одно мгновение.
Я почти не бываю дома, урывками проваливаясь в сон; работы перед праздниками слишком много, а с уходом Федорова основная часть его обязанностей падает на меня.
Нужны люди, толковые, и Катя каждый день долбит эйчаров, чтобы те нашли нам еще управленцев, которым я мог бы доверять. Честно говоря, таких людей почти не бывает, и я требую чего-то сверхъестественного, но другого выбора нет.
Олега выпускают быстро, и я самолично еду встречать Суворова к отделению.
Не сразу узнаю своего друга: заключение явно не идет ему на пользу. Весь обросший, с щетиной, покрывающей рябое лицо, он курит одну за другой на крыльце.
— Братан, — бросается ко мне, хлопая по плечу крепко, — блядь, какое счастье свалить нахер из этого СИЗО. Давай быстрей, жрать хочу.
Я улыбаюсь, выруливая на дорогу.
— Может, вначале домой? Воняешь псиной.
— Иди ты нахер, Поддубный.
— Была у меня мысль закинуть тебя на пару месяцев в черный список, чтобы не доставал, теперь, видимо придется.
— Ну ты мудак, Дуб, — и смеясь, бьет меня в плечо.
С его появлением становится легче, но домой я все равно возвращаюсь в лучшем случае в одиннадцать, сминаю Сашку и падаю в кровать. Чаще всего мы созваниваемся с ней по телефону, а вечером сил на разговоры почти не остается.
Она обосновывается у меня, как и обещала, заполняя своими вещами ванную комнату, спальню, кухню. И мне кажется, будто в квартиру пустили жизнь.
С Алиной все казалось иначе: слишком красиво, даже искусственно, словно снимок для инстаграма или картинка с пинтереста, за которой нет ничего.
Я встречаюсь с ней случайно, в двадцатых числах декабря, обедая в одной из кафешек торгового центра.
Сижу, уткнувшись в телефон, и не сразу понимаю, кто занимает соседнее место напротив меня. Отрываюсь от еды и мысленно чертыхаюсь.
— Привет, Поддубный, — я киваю в ответ, делая большой глоток чая. Времени до следующей встречи всего ничего, и сорвать ее я не могу. Там не только мои интересы, но и Матвеева, с недавних пор активно интересующегося делами нашей фирмы.
— Здравствуй.
Она выглядит хорошо, даже слишком. Темные волосы стали еще чернее, длинные ресницы, искусно накрашенные глаза. В вырезе блузки откровенно виднеется линия между грудей, но это зрелище оставляет меня равнодушным. Неитересно.
— Как дела?
— Хорошо.
Протираю рот салфеткой, откладывая ее в сторону, и тянусь нажать на кнопку вызова официанта.
— Столько общего у нас с тобой было, а теперь и поговорить не о чем, да, Илья?
Ну бля.
Что я на такое должен отвечать?
— Алин, мне нужно идти. Извини меня, — добавляю, — за все. Просто будь счастлива с тем, кто это действительно оценит.
Она отворачивается, не говоря ни слова, а я бросаю на стол купюры, не дожидаюсь, когда к столу подойдут.
С прошлым надо рвать резко.
Уж девушки, делающие эпиляцию, должны это знать получше меня.
Матвеев готов вынуть из меня душу, решая развить бизнес в Москве. У него есть выходы на хорошие земельные участки, и он заставляет меня мотаться к себе по два раза на неделе.
Оставлять Сашку ужасно не хочется, но просрать такой шанс и его доверие будет глупо.
— Знаешь, без тебя здесь дико одиноко, — признается Влади, когда мы лежим ночью в обнимку. — Может, я побуду пока у родителей? Не хочу одна.
Я не возражаю: мне нужно еще немного времени, совсем чуть-чуть, чтобы разгрести завалы, и тогда я обещаю, что увезу ее с собой в любую теплую страну, в которую она ткнет на карте.
А пока Москва отнимает столько времени, лишая нас еще нескольких совместных ночей. Но я это обязательно все исправлю.
— Я надеюсь на тебя, Илья, — провожая меня в Домодедово, пожимает руку Никита, — жду тебя после праздников.
— Ненадолго расстаемся, — смеюсь в ответ, мечтая быстрее увидеть Сашу.
Еду к ней прямо из аэропорта, в профессорскую квартиру. Уже завтра — Новый год, и Катька успела забронировать для нас с Влади стол в каком-то ресторане, чье название я нифига не помню.
Дверь открывает мама Влади.
— Здравствуй.
Ну здрасти, тещенька, это про Вас были все те анекдоты, казавшиеся мне глупой хренью?
Смотрит долго на меня, сверху вниз, и только потом пускает. Видимо, прошел контроль.
Темной тенью из ванны в комнату проскальзывает Лиза, недовольно отворачиваясь при виде меня. Я не испытываю по этому поводу ни малейших чувств, надеясь лишь, что эта балда взялась за голову.
— Илья!
Сашка выходит из комнаты, заставляя сердце стучать быстрее.
На ней свободный вязаный свитер, теплые носки, светлые шорты. Распущенные волосы убраны назад, на щеках — румянец. Такая красивая, домашняя.
Я обхватываю ее лицо ладонями, и она смеется:
— Поддубный, холодные же!
— Может, согреешь? — улыбаюсь ей.
— Родители же здесь, — шепчет в ухо, прикусывая мочку, — нам надо поговорить.
— Давай.
Но покашливая, из комнаты выходит Сашкин отец, и я, отпустив девушку, крепко жму ему руку, открыто гляжя в глаза. Немного с вызовом, так, чтобы было понятно: Влади я не отдам, и похеру на ваше профессорское мнение. Но он удивляет меня, обнимая по-отечески и хлопая по спине:
— Илья, очень рад тебя видеть.
Практически сразу меня отправляют за стол, и не взирая на возражение, что я успел уже пообедать, мама Сашки ставит передо мной глубокую тарелку с густым наваристым супом.
— Потом пообщаетесь.
Вкус, знакомый еще с детства: мне нравилось проводить время в семье Влади, и нравилось как здесь готовят. Каждый праздник сопровождался застольем, но главным было то, что я видел Сашку, а если везло, то еще и играл с ней, стараясь держаться поближе, потихоньку касаясь руки или коленки.
Мы сидим все вместе, даже Лиза, точно боится ослушаться матери. Сашка задумчиво водит ложкой в тарелке, почти не кушая, и я хмурюсь, находясь слишком далеко от нее, чтобы спросить, что происходит.
Дядя Эдик спрашивает меня о фирме, перетягивая внимание на себя, и я не замечаю в какой момент Влади выскальзывает из комнаты. Только что была тут — и уже нет.
Извиняясь, я отправляюсь на ее поиски, находя девушку в ванной комнате. Свет горит, дверь приоткрыта: она явно не прячется здесь.
Сашка умывается, наклоняясь над раковиной, и я пристраиваюсь к ней сзади, обхватывая руками за бедра.
— Может, закроемся? — но она не расположена к шуткам. Выпрямляется, и в отражении зеркала я вижу, что глаза мокрые. — Что такое?
— Все в порядке, — улыбается неестественно, поворачиваясь в моих объятиях, чтобы стать лицом к лицу, — просто стало нехорошо.
— Нехорошо?
— Илья, — Сашка жмется, отводя взгляд, и мне это очень не нравится. Очень, блядь, не нравится.
— Что такое? Говори.
— Илья, я беременна.
Охренеть.
Смотрю на нее, глупо моргая, пытаясь понять, что она сказала. Опускаю взгляд на ее живот, скрытый под белым свитером, провожу по нему рукой — плоский, такой же как обычно. Она смеется, прижимаясь лбом к моему плечу:
— Он растет не так быстро, Поддубный.
