на себя старый тулупчик и валенки. А у меня на груди горели огнем три серебрянки в мешочке бабки Аги…
Дед молчал. Он тоже слышал Петькин рассказ, но не произнес ни слова. Он знал о том, что это последние наши деньги.
– Я… я… деда, – посмотрела я на него, – я не могу… деда… я же работала… с утра до ночи… Петька… я же пахала… и нам столько всего надо… у нас же ничего нет…
Шептала я громко, хватаясь за ручку двери. Но все снова промолчала, и я вышла в сени, оставив дверь распахнутой настежь. Больше всего я ждала, что кто-то остановит меня. Дед. Или Петька. Скажут, мол, ерунда, они справятся. Я же смогла, и они смогут. Но все молчали.
Снег скрипнул под валенками, ступни мгновенно ощутили холод. Я так еще и не добралась до шерсти, и тонкая подошва почти не спасала от мороза.
– Деда?! – отчаянно крикнула я. А он вдруг улыбнулся мне, подбадривая и давая силы. Одобряя то, что я хотела сделать. Вернее, нет… не хотела, а должна была сделать. Кому должна? Не знаю. Наверное, себе.
– Мам, – Петька сорвался с места, – я с тобой!
Никогда еще дорога до соседей не была такой длинной. И такой короткой одновременно.
– Аништа, – крикнула я, войдя во двор, – Ванут! Эй, соседи, вы где?!
Это выглядело глупо, ведь все были здесь, во дворе. Бледный Ванут держался за столбик навеса над летней кухней, точно такой же, как у нас. Ромен и Рамис стояли рядом, опустив головы. Аништа рыдала на крыльце, прижимая к себе воющих пострелят. Ретта с ненавистью смотрела на сборщика налогов и выкрикивала что-то оскорбительное. Сборщик налогов, худой, неприятный мужичок, равнодушно чиркал в своем свитке. Стражники стояли. Готовые кинуться на его защиту, а помощник как раз выводил из теплого сарая, крутобокую, явно стельную нетель.
Они все обернулись ко мне. И посмотрели с неприязнью. Как будто бы знали, что я просто тяну время, пытаясь убедить себя, что это не мое дело, и я могу развернуться и уйти… но вместо этого я сделал несколько шагов вперед, приближаясь к крыльцу.
– Аништа, – выдавила я из себя улыбку, надеясь, что она не получилась похожей на оскал, – тебе долг принесла. Помнишь, когда корову покупала, у тебя три серебрянки заняла… Вот… – я рванула с груди мешочек с монетками, разрывая шнурок… Доставать я их не стала, боялась, что не смогу отдать. – Возьми… спасибо, что выручила.
Рука ходила ходуном, но я смогла дотянуться и вручить ей мешочек… Хотя, если бы Петька не сжимал мою ладонь, то у меня бы, наверное, не получилось.
Как только пальцы Аништы, смотрящей на меня со смесью ужаса и надежды, сомкнулись на краях мешочка, я одернула руку.
– Все, – прохрипела, – пойду я. Работы много.
И мы с Петькой сбежали с соседского двора, не оглядываясь. Думать, что деньги – ерунда, гораздо легче, чем расставаться с ними, не надеясь на возврат…
– Мам, – дернул меня за руку Петька, останавливаясь у наших ворот, – ты молодец. Ты все сделала правильно. Не жалей, – он улыбнулся светло и ясно, – а у нас еще много серебрянок будет. Я обещаю.
– Спасибо, сынок, – обняла я мальчишку, – если бы не вы с дедом, я бы не смогла. Это же наши последние деньги. И корова уже почти не доится, неоткуда будет еще взять…
– Если надо будет, – пожал плечами Петька, – я у господина Истала попрошу взаймы. Он же говорил, чтобы мы обращались. Но нам же пока не надо, да?
– Да, – улыбнулась я, – пока нам не надо.
– Эй! – от соседей выскочил второй сборщик налогов, тот самый, что вел скотину со двора, – ты Лола, внучка Лишека? – Я кивнула. – У тебя льгота заканчивается. В следующий раз мы в твой двор тоже заглянем, будь готова. Серебрянка с тебя на следующий год будет, ежели дед не встанет. А коль встанет, то две. Поняла?
– Поняла, – рассмеялась я. На душе почему-то стало так легко и хорошо. – Я буду готова. Спасибо, что предупредили.
– Да, не за что, – неожиданно улыбнулся мне в ответ сборщик, – что же мы безмирники что ли… Понимаем, чай, что корова для них, – кивнул он в сторону дома, – кормилица. И долга никакого не было. Ну, бывай, удачница, – хмыкнул он и добавил, – видел я, как ты корову покупала.
– А мы безмирники и есть, – вдруг заявил Петька. Он с вызовом смотрел на сборщика налогов снизу вверх. – И я, и моя мама.
Он держал меня за руку и готов был биться за меня с целым миром. Мой маленький, но уже такой настоящий мужчина. И это выглядело немного забавным и даже смешным. Но я только улыбнулась и ободряюще сжала ладошку сына.
– Безмирники? – А вот сборщик не был так щепетилен и раскатисто и громко расхохотался, показывая зубы, – ты, парень, ври, да не завирайся. Безмирникам в нашем мире не место, – он подмигнул Петьке, – да и не похож ты на чудовище..
– Ну и что! Мы все равно безмирники! – Выкрикнул упрямо мальчишка и потянул меня домой, – пойдем, мама!
А вечером, когда я уже почти заснула тихо приполз ко мне, прошмыгнул под одеяло и зашептал на ухо:
– Мам, а давай переедем в Безмирье, а? Там все такие же, как мы. И никто не будет смотреть на нас, как на чужих…
Я тихо рассмеялась и прижала к себе мальчишку. Я давно заметила, как только он стал называть меня мамой, его самостоятельность и взрослость, так поразившие меня в самом начале нашего знакомства, куда-то испарились. И теперь он ничем не отличался от Аништова постреленка. Такой же шумный, веселый и немного хулиганистый ребенок.
– Я не знаю, посмотрим, Петь. Пока еще есть время, чтобы подумать, – улыбнулась я. Такой вариант мы тоже обсуждали, но мне очень не хотелось ехать к неведомым чудовищам. Я никак не могла забыть рассказ деда о его встрече с безмирным монстром. И, вообще, я до сих пор считала себя скорее человеком, чем безмирником.
А Петька важно кивнул, успокоенно зевнул, закрыл глаза и прошептал, засыпая:
– Нам все равно когда-нибудь придется
