Ульяна Соболева - Осколки безумия

Он резко встал с кресла и теперь возвышался надо мной как скала.

— А кто мне запретит? Ты?

Прозвучало унизительно, да он и не пытался со мной говорить деликатно. Наоборот каждое слово было направлено на то чтобы унизить еще больше.

— Или твой отец, брат? Кто?

— Никто…

— Вот именно- никто. Уходи, Марианна. Уходи, пока я не приказал вышвырнуть тебя за дверь. Если бы ты и правда все вспомнила — ты бы поняла, что все кончено. Ты бы увидела это по моим глазам. Мне наплевать на все что ты скажешь. Мне ПЛЕВАТЬ!

Я долго смотрела ему в глаза:

— Скажи это еще раз, вот так глядя мне в глаза, после всего что было между нами, после всего что я простила тебе, после того как пришла несмотря на то что ты сам себя ненавидел и не мог простить. Скажи мне, что ты меня не любишь.

Возникла пауза и за эти мгновения, я несколько раз умерла и воскресла. Он не сможет. Не откажется от меня. Он видит мой взгляд, чувствует как бьется мое сердце.

— Я тебя не люблю, — Ник не отрываясь смотрел мне в глаза, — ты ничего для меня не значишь, мне все равно что ты помнишь, а что нет. Ты простила меня, и это было твоим решением, я же никогда и никого не прощаю. И ты, как никто другой, знаешь об этом. А теперь давай, иди отсюда иначе я вышвырну тебя сам. Пошла вон!

Он заорал это мне в лицо и его радужки вспыхнули красным фосфором.

— Почему? — тихо спросила я, все еще не веря, что слышу это от него.

— Потому что я так хочу. И не одной причины больше. Никакого глубокого смысла и философии. Только мое желание.

— Ты не можешь этого хотеть. Я знаю, чувствую, что ты лжешь.

Он захохотал мне в лицо:

— Поздно чувствуешь, детка. Поздно…Поезд ушел. Понимаешь?

Я ничего не понимала, это не мой Ник. Это кто-то чужой, совершенно чужой. Этот взгляд, эти слова.

— Не понимаю, — голос сорвался, и я почувствовала, как по щеке скатилась слеза, — ничего не понимаю, Ник.

Он засмеялся, громко, запрокинув голову. Потом посмотрел на меня с презрительным сожалением.

— В таком случае у кого-то из нас большие проблемы. Похоже, что у тебя. После амнезии настала очередь шизофрении? Весьма печально. Ты должна волноваться о своем здоровье, а не бегать за мной в жалких попытках убедить в том, что для меня не имеет никакого значения.

Мне стало трудно дышать. Этот разговор превращался в пытку в бессмысленное сплошное унижение. Словно мы говорили на разных языках. Я впилась пальцами в ворот его рубашки:

— Ты что творишь, Ник? У нас дети, семья, семь лет жизни вместе. Я люблю тебя. Неужели мы не можем это преодолеть? Переступи через себя, дай нам шанс. Я прошу тебя. Ради Ками, ради Сэми. Я понимаю, что ты не веришь мне, что ты злишься. Я докажу тебе, что я все та же. Я…

На секунду в его глазах промелькнуло нечто похожее на сожаление, какая-то тусклая искра грусти. Я ухватилась за нее как за спасение, обняла его за шею, прижалась всем телом. Да, говорить. Не замолкать. Пробить броню. Говорить, кричать. Он не ожидал, и на мгновение его ладони обхватили мою талию, сжали сильно, до боли. Я вцепилась в его плечи, уткнулась лицом в его сильную шею, касаясь дрожащими губами солоноватой кожи.

— Я люблю тебя, Ник, ты мой муж…отец моих детей. Я оступилась, совершила ошибку, но я все вспомнила…боже, да и это не имеет значение. Я поняла, что люблю тебя еще до того как Сэми вернул мне воспоминания.

Он вдруг резко сжал мои запястья и оторвал от себя:

— Мне жаль тебя, ничем не могу помочь. Это теперь только твои проблемы.

— Так не бывает! — закричала я, — не бывает! Значит, ты не любил меня никогда! Нельзя вычеркнуть кого-то из сердца за неделю или за месяц!

Он сильнее сжал мои запястья и дернул к себе:

— Можно, если очень сильно этого захотеть! Можно, если от чувств остались одни воспоминания, и нет даже сожалений. Можно если твоя жена тебя предала и хотела отравить вместе со своим бывшим любовником или ухажером. Не знаю, кем он там был для тебя. Это была ты, Марианна. Не важно, что ты помнила, есть совесть, есть чувство стыда и верности и они заложены внутри. Я никогда не прощаю предательства.

— Но я не помнила тебя!

— Жалкое оправдание. Но неплохая попытка. Ты трахалась со мной ночью, а днем шла к нему и рассказывала, как устроена сигнализация и система охраны в нашем доме. Или ты совершенная идиотка, которая не понимала к каким последствиям это приведет.

Амнезия — это не атрофия мозгов!

— Прости меня!

Прозвучало жалко и неуместно, после всего что он сейчас сказал.

— Простить за что? За глупость? Если бы я думал, что ты настолько глупа, я бы презирал тебя не меньше, если не больше. Нет…ты сделала то, что хотела сделать. Намеренно, просчитывая все ходы, отыскивая мои слабые места и била по ним, вонзала мне нож в спину снова и снова и это не глупость — это мать твою, предательство. Если убить кого-то, и при последнем вздохе умирающего сказать «Прости меня» он оживет?! А Марианна? Ответь! Он оживет, я тебя спрашиваю? Случится чудо?

Ник неожиданно сгреб меня за шиворот и заставил смотреть себе в глаза:

— Вот и я умер! Все умерло! Мои чувства к тебе! Ничего нет! Пустота! И твое прости мне нахрен не нужно. А теперь уходи. Ты хотела услышать правду? Вот она правда — я не хочу тебя видеть потому что каждый раз когда я смотрю тебе в глаза мне хочется задушить тебя. Как ты думаешь моей сдержанности надолго хватит?! Ты все вспомнила? Если ты меня знаешь — как скоро я убью тебя, Марианна? Если каждый раз, когда я к тебе прикасаюсь, я слышу, как ты безропотно соглашаешься подсыпать мне яду?

— Это неправда, я не знала что это яд. Не знала.

— Я должен тебе верить? Только потому что ты все вспомнила?

Я чувствовала, как комната кружится, вращается, меня затягивает дикое отчаянье.

— Ради прошлого! Ради наших детей!

Ник резко выпустил меня, и чуть не упала, схватилась за стену, тяжело дыша.

— Ты вспомнила о детях? Поистине знаменитая женская уловка.

Когда он произнес эти слова, я вдруг поняла, что все что я сейчас говорю, уже не имеет никакого значения. Ник похоронил наши отношения, и пути назад больше нет.

Он скрестил руки на груди и с издевательской усмешкой смотрел на меня.