— Это неприятная история. Мир язычников начался с убийства!
Я засунула руки в рукава. Теперь мне все страшные истории казались вещими…
— А что рассказывают христиане? Их мир начался с любопытной женщины, виновной в том, что муж ее выи вынужден был покинуть рай.
Я не нашлась, что ответить на это.
По прошествии долгого времени я наконец-то вытянула ноги. Сколько мы уже сидим здесь?
— Ты еще веришь в то, что нас кто-то найдет? — спросила я.
Эрик опять закашлялся.
Я уставилась в темноту. Чернота, чернота, чернота. Она представлялась мне злым зверем со многими тысячами когтей, готовая вот-вот наброситься на нас и поглотить. Да, она поглотила бы нас, не оставив и следа, и никто никогда бы так и не узнал, что мы здесь сидели…
— Пресвятая Дева Мария! — возопила я и протерла глаза.
А может, я ослепла? Вокруг кромешная тьма, никакого, даже малейшего, просвета. Слепота. У меня застучали зубы. Слепая и приговоренная к смерти…
Что-то легло мне на плечи. Рубаха.
— Pik kell.[46] Возьмите это, графиня. Согреетесь хоть немного.
— А как же ты? — Пролепетала я.
Рубаха была влажной и нестерпимо пахла дымом и другими дурными запахами. Я чувствовала и отвращение, и благодарность. Но потом все же плотнее натянула ее на себя, сразу же ощутив тепло того, кто носил ее.
— Attu engan stad vid atkalt komi a pik. Мне не даст замерзнуть лихорадка, не волнуйтесь. Потерпите еще немного, нас найдут.
— Здесь… здесь так темно…
Я почувствовала, как он придвинулся ближе.
— И вы подумали, уж не ослепли ли мы, верно? — Его рука крепко схватила мою. — Мы не ослепли, Элеонора. Поверьте, когда увидим свет, на короткое время мы действительно будто ослепнем, а потом опять будем все видеть. Я… Рассказать вам еще одну историю?
Не произнеся ни слова, я кивнула. Да, отвлеки меня, пожалуйста, отвлеки меня…
— Когда я был мальчиком, то однажды со своей младшей сестрой попал в медвежью берлогу. Мы там спрятались и очень гордились тем, что товарищи по игре не нашли нас. В этой берлоге было так же мрачно, как и здесь, и стоял невыносимый запах, но почему — мы об этом не задумывались. Зигрун, моя сестра, страшно испугалась. Я рассказал ей о кладе, который мы обязательно найдем при выходе, — и тут прямо перед нами появился медведь. Он был едва виден, номы почувствовали его по запаху, мы просто вычислили его… О Один, от страха я чуть было не наложил в штаны!
Он издал булькающий звук. Я сжала его горячую руку. Она была единственной реальностью в этом мраке.
— Зигрун принялась кричать, ее детский голосок был высоким и пронзительным, и наверное, от него у медведя заложило уши, во всяком случае, он испугался, а мы смогли убежать. Никогда до тех пор я так не мчался… Мой отец расправился с медведем своим боевым топором в тот же день. Я потом много лет спал на шкуре этого медведя, — закончил он свое повествование, задумчиво потирая мои пальцы. — Все это до сих пор стоит передо мной — медведь-великан, на две головы выше человека… и топор, которым его убили…
— Топор? У вас еще охотятся с топорами?
— То был боевой топор. Боевое оружие. Им убивают людей.
— Топорами?..
— Быстрая смерть, если им умело пользоваться. Мой отец…
— Варвар!
Я вырвала свою руку и скорчилась у стены. Он ничего не ответил, проглотив мое замечание. Надолго воцарилась тишина. Топоры. Я видела топоры, которые наши батраки использовали для рубки древесины, и представила топор в голове человека. Длинное блестящее лезвие…
— Пресвятая Дева Мария, — пробормотала я.
Я точно наяву увидела, как кровь фонтаном брызнула из головы — и тут передо мной опять возникла сцена, которую вчера, в тишине гостиницы, накликал аббат! Кровь и люди, висящие на деревьях, принесенные в жертву бескровным грозным богам…
— Эрик!
Он не ответил. Решись, спроси его сейчас. Сейчас или никогда, сделай это!
— Эрик… ты… ты должен мне кое-что сказать.
— Что? — отозвался он.
— Эрик, ты когда-нибудь в своей жизни убивал человека?
Он недобро рассмеялся.
— Конечно. И довольно много раз. В конце концов, я дикарь, который только этим и занимается…
— Нет, я не то имею в виду… ну, как палач!
Я отвернулась к стене в надежде на то, что мы когда-нибудь поймем друг друга.
— Могу сказать вам, когда я лишил жизни последнего. Это произошло в пещере, с вашей помощью, графиня. Не свершив этого, я вряд ли остался бы в живых. — Горький сарказм исчез, и звук его голоса успокоил мою душу. — Зачем вам это знать?
Холодная стена нестерпимо пахла плесенью, я почувствовала это, приложившись к ней лбом.
— И… ты перерезал кому-то глотку, чтобы… пить стекающую кровь?
Он услышал мой шепот у стены и буквально вонзил палец в мою руку
— Кто вам нарассказывал такое? Что вам вообще известно о кровавых жертвах, графиня? Кто говорит об этом? — Он начал трясти меня, потом внезапно отпустил. — Это рассказал вам аббат. Так ведь? Он?
В воздухе повисла напряженная тишина. Потом я услышала его тяжелое дыхание.
— Позвольте мне сказать, Элеонора, — хрипло произнес он наконец. — В моей стране существуют обычаи, о которых девушке-христианке лучше не знать. Забудьте о том, что слышали.
— Вы закалывали, резали людей, — прошептала я. — Ты тоже…
— Я был еще ребенком и никогда не принимал в этом участия, — прервал он меня.
— Вы убивали, резали людей насмерть, Эрик, — зашептала я. — Вы убивали их и…
Меня трясло от отвращения, и я буквально прилипла к грязной стене.
— Люди Севера… — снова заговорил он, — люди Севера не веруют, как христиане, лишь в одного Бога. В Асгарде живет много почитаемых богов, которым поклоняются, и ни один не похож на другого. Вот, например, бог войны — Тор. В его руках молот, который отобрали у меня и который теперь вы носите на своей цепочке. Мьеньлир — громовержец и метатель молний, могущественнее креста Белого Христа…
— Что?..
— Дайте же мне договорить. Ведь вы задали мне вопрос, так выслушайте и ответ, — гневно прервал он меня. — Кроме Тора есть еще и хитрый, лукавый Один Одноглазый, подаривший нам руны. И бог плодородия по имени Фрейр. Они главные боги, самые властные и всесильные в Асгарде, месте их проживания. Люди верят, что кровь сделает богов более сильными и выносливыми. Когда у бога что-нибудь просят, то преподносят ему дар. Каждые девять лет люди страны Свеа встречаются с другими коренными народами Швеции на грандиозном празднике богов, где воздают молитвы торжеству победы и плодородию. — Я услышала, как, вздохнув, он провел рукой по своим волосам. — В моем родном городе Уппсала стоит храм, где встречаются через девять лет, дабы принести жертву богам.
