ворота. В саду толпилось много людей. У меня пересохло в горле, когда я попыталась разобраться в том, что чувствую от них. Я… ощутила горький вкус паники и страха. Они пропитывали воздух, но волоски на моих руках поднялись от мощной, жгучей боли. Проходя через мое чутье, она окрашивала голубое небо в темно-красное и затемняла землю, пачкая цветы, о которых заботились с любовью. Я ощущала волны агонии, словно мою кожу царапали тупой бритвой.
К нам повернулся бледный мужчина. Он провел руками по голове, дергая пшеничного цвета волосы, и уставился на Кастила. Сквозь всепоглощающую боль, разлитую вокруг, пробились шок и горечь ужаса. Его паника была такой сильной, что казалась осязаемым существом.
– Я ее не видел, ваше высочество! – воскликнул мужчина, оглядываясь через плечо. – Я не видел ее. Боги, мне так жаль. – Пошатываясь, он направился к нам. – Мне так жаль.
Кастил мягко заговорил с ним, а Делано двинулся вперед, протискиваясь сквозь толпу. До меня донеслись сдавленные крики и рыдания, которые почти заглушали голос и перехватывали дыхание.
– Я привел помощь, – сказал отец. – Ты слышишь меня, Марджи? Она попробует тебе помочь…
У меня сжался желудок, когда я увидела маленькое обмякшее тельце, которое прижимала к груди женщина, стоящая на коленях. У обеих были рыжие волосы. Отец склонился над головой малышки. Те душераздирающие звуки издавала женщина. Ее эмоции метались от ужаса к горю и неверию в происходящее.
– Ну же, девочка, открой глазки для папы. – Отец придвинулся ближе и осторожно убрал назад ее волосы…
Волосы девочки были не рыжими.
Это кровь пропитала светло-русые пряди – такие же, как у отца. Делано кружил вокруг сбившихся в кучку людей. Я окинула взглядом ребенка. Одна нога изогнута под неестественным углом.
– Открой для меня глазки, – умолял отец.
Когда собравшиеся в саду поняли, что среди них стоит принц, раздался ропот удивления.
– Открой глазки для меня и мамы, девочка моя. К тебе пришла помощь.
Взгляд матери метнулся по толпе. Сомневаюсь, что она увидела хоть одно лицо.
– Она не откроет, – вымолвила женщина.
Темные ресницы ребенка резко выделялись на лишенных цвета щеках. Я почти не чувствовала ее боли и знала, что это скверный знак. Если боль утихала так быстро, дела плохи. Атлантианцы, даже из первичной линии, практически не отличались от смертных, пока не проходили Отбор. Любые раны, губительные для смертных, были так же опасны и для них.
Взгляд матери упал на меня.
– Вы можете ей помочь? – прошептала она, дрожа. – Можете? Пожалуйста.
Я подошла к ним. Сердце колотилось, а по коже разливалась вибрация.
– Я помогу.
По крайней мере я надеялась, что смогу. Я же исцелила сломанные кости Беккета. Понятия не имела, что будет теперь, но я собиралась накачать в нее столько тепла и счастья, сколько смогу. Я боялась, что этим мои возможности и ограничатся. Беспокоилась, что целитель прав и спасти ребенка не сможет никто. Я лишь молилась, чтобы мои прикосновения не произвели тот же эффект, что и в храме.
Кастил вышел вперед и присел на корточки перед родителями. Он положил руку на плечо женщины, а я опустилась на землю. Киеран неподвижно замер, лишь его грудь поднималась и опадала, а ноздри раздувались. Делано заскулил и сел у ног ребенка.
Кастил поймал мой взгляд, и я увидела, что его глаза наполнены горем.
– Поппи…
– Я могу попробовать, – настаивала я, став на колени рядом с матерью.
Я ощутила под коленями твердый камень и постаралась не замечать, как безвольно свесилась голова девочки и что она ненормальной формы. Я протянула руку к ребенку, но мать крепче обняла ее.
– Вы можете по-прежнему держать ее, – мягко сказала я. – Не обязательно ее отдавать.
Женщина смотрела на меня таким взглядом, что я не была уверена, понимает ли она. Но она кивнула.
– Мне просто нужно к ней прикоснуться, – произнесла я, чувствуя из толпы потрясение, неуверенность, даже гнев, наверное, исходящий от целителя. Я закрылась от них всех и сосредоточилась на ребенке – на слишком бледном ребенке. – И все. Я не причиню ей вреда. Обещаю.
Мать ничего не сказала, но не пошевелилась, когда я опять подняла руки. Сделав глубокий вдох, я сосредоточилась на ребенке и широко раскрыла чутье. Я… ничего не почувствовала от девочки. Меня охватила тревога. Возможно, она в глубоком обмороке, там, где боли до нее не добраться, но то, что я видела на колесе экипажа, и вмятина в ее голове…
Я умела только исцелять раны и кости, да и то лишь с недавнего времени. Но с подобным мне никогда не приходилось иметь дело.
Но все равно я могла попытаться.
Сомкнув пальцы на ее руке, я тяжело сглотнула, ощутив ее неподвижность. Только так я могла описать ощущение ее плоти. Я подавила дрожь и позволила инстинкту вести меня. Осторожно положила другую руку ей на лоб. Мои ладони нагрелись, по пальцам и вверх по рукам пошло покалывание. Девочка не шевелилась. Ее глаза оставались закрытыми. Беккет отреагировал почти сразу, когда я прикоснулась к нему, но от нее не было никакого отклика. Я перевела взгляд на ее грудь, и у меня сжалось горло. Либо ее дыхание слишком слабое, либо она вообще не дышит. Мою грудь пронзила боль.
– Поппи, – прошептал Кастил.
Через мгновение его рука легла на мое плечо.
Я не позволила себе чувствовать то же, что и он.
– Еще несколько секунд, – сказала я, переводя взгляд на лицо ребенка, на ее посиневшие губы.
– О боги, – простонал отец, откатываясь назад. – Пожалуйста. Помогите ей.
Один из вольвенов задел мою спину. Отчаяние нарастало.
– Нет необходимости, – заявил целитель. – Этот ребенок уже ушел в Долину. Вы ничего не сделаете, только подадите напрасную надежду, и я должен сказать…
Кастил поднял голову, но я была быстрее. Я вскинула подбородок, оглянувшись на целителя. На моей коже танцевали электрические разряды.
– Я не сдамся так быстро, – сказала я, чувствуя, что моя кожа пылает. – Я попробую еще.
Не знаю, что целитель прочитал в моем лице и глазах, но он сник и отшатнулся назад, прижимая руку к груди. Мне было все равно, я повернулась к ребенку и резко вдохнула.
Невозможно, чтобы было слишком поздно для ребенка, потому что это несправедливо, и мне плевать, как бывает несправедлива жизнь. Девочка слишком мала – для того, чтобы ее жизнь оборвалась лишь потому, что она выскочила на дорогу.
Подавив нарастающую панику, я приказала себе сосредоточиться. Думать о принципе действия. Когда я исцеляла Беккета, я не очень над этим задумывалась. Это просто произошло. Может, сейчас все было иначе. Она ранена гораздо серьезнее. Мне нужно больше стараться.
Я должна больше стараться.
По моей коже продолжала пробегать вибрация, а в груди гудело, словно внутри меня летала сотня птиц. От моих рук полилось слабое серебристое свечение, и вокруг раздались удивленные вздохи.
– Боги богов, – ахнул кто-то. Послышались топот ног по гравию и сырой земле.
Закрыв глаза, поискала воспоминания – хорошие воспоминания. У меня ушло
