замечаю сразу. Бежит, бросив дочь и поджав хвост. Петляет, спотыкается. Хорошо его зацепила Агата, что даже регенерация оборотня еще не справилась.
Бегло осматриваюсь. Лео оглушен. Надеюсь, другие Альфы смогли укрыться. Лесана без сознания, на нее больно смотреть. И ведьмам я не завидую – тела словно обожжены. Дряблая кожа покраснела, раны явно приносят страдания. Верховная же была похожа на черепаху, опрокинутая на спину. Она дергала руками и ногами, силясь перевернуться на бок. И как только в небе проявилась фигура Милы в сопровождении двух демонов, я бросился в погоню. Теперь Агата в безопасности.
Я оборачиваюсь волком. Обоняние, слух, зрение обостряются, а вместе с ними и злость. Сейчас мной руководит зверь и я не собираюсь его сдерживать. Он фокусирует взгляд на приближающемся волке, рычит, скалится, мечтает схватить его за горло.
Зверь Платова смотрит за спину, чувствует мой взгляд, пытается ускориться, но я настигаю его и сбиваю с ног.
– Сожр-р-ру, – рычу, обходя врага по кругу. – Ты не должен жить!
Соперник не поднимает головы. Как же он жалок! Думает у меня не хватит смелости сомкнуть челюсти на его горле? Так не угадал!
Мой зверь скалит морду, открывает пасть и приближается.
“Порвать, – подсказывает он. – Моя пар-р-ра… Ей больно – с рычания переходит на жалобный вой”.
Делаю шаг, нависаю над врагом, склоняюсь…
– Не нужно! – прерывает женский голос. Голос Богини. Селены. Она рядом. Красивое лицо серьезно. – Сохрани ему жизнь, – не приказывает – просит. – Я хочу показать другим своим детям, что присматриваю за ними.
Зверь делает шаг назад. Ни я, ни он не можем отказать Богине.
Селена медленно подходит, присаживается рядом с Платовым, смотрит с сочувствием, гладит его по загривку.
– Не такими я вас создавала. Не такими я хотела вас видеть. Вы предаете своих братьев. Продаете, словно товар. Обмениваете. Ужасно…
В глазах Селены скапливается влага.
– Ты продал невинную душу ведьме. Этого я не прощу. Обернись, – приказывает и отстраняется. – Я хочу смотреть в глаза человеку и, надеюсь, увидеть в них раскаяние.
Зверь Платова принимает сидячее положение, его оборот проходит медленно, а значит – болезненно. Человеческое тело изранено. Покрыто черными гематомами и ожогами.
– Я не продавал волчонка, – Платов пытается оправдаться. Его голос слаб. – Я снял с себя обязанности, – старается отдышаться, – Альфы. Наша сделка с ведьмой теряет силу.
– Не смей! – вскрикивает Богиня гневно. – Не смей и дальше изворачиваться! Я знаю каждый твой шаг. Ты подставил своего Бету сделкой с Верховной. Ему пришлось бы отбивать Арниса у целого ковена. Я разочарована тобой. Разочарована своим сыном, – слезинка скатывается по белой коже. – Разочарована многими из вас. И ты послужишь примером для своих братьев и сестер. Я лишаю зверя тебя и твою дочь, Иван! Вы проживете остаток жизни в человеческой шкуре. Как жить – можете решать сами. Больше я о вас не вспомню. А твоей паре я дам второй шанс. Освобожу волчицу от метки. Марина будет служить тебе напоминанием об упущенном. До конца твоих дней.
Глава 32. Агата
Два месяца спустя
– Замечательно, – подтверждаю я в который раз, пока мама проводит экскурсию по новой квартире.
Перед учебным годом мама приняла решение переехать в другой район. Она аргументировала желание тем, что Николь будет проще добираться до новой школы. Но думаю, там были и другие причины сорваться с места, где прожила больше двадцати лет: неготовность встречаться со своим бывшим мужем. Я была удивлена и обрадована решению мамы расстаться с дядей Гришей. Надеюсь, она это сделала в первую очередь для себя. Поняла, что может встретить более достойного мужчину.
– Я так рада, что нам удалось подменять квартиру с чисто символической доплатой. Вот прям крошечной, – мама улыбается и складывает пальцы на правой руке в характерном жесте.
– Повезло, – подтверждаю я, поглядывая на титана, прижавшегося плечом к стене в коридоре. – Ты мое везение, – говорю я одними губами, и оборотень понимает меня.
Не сомневаюсь, что это он приложил свою звериную лапу к улучшению жизни моей семьи. Мама сейчас слишком счастлива, чтобы сравнить старые условия и новые, и делать выводы.
– Я посчитала, если чуть прижмемся в расходах, через год будем отдыхать где-нибудь в теплых краях. Недельку или полторы. Вы поедете с нами?
Митир оставляет нас одних, уходит к Нике на кухню. Они непринужденно болтают, позвякивают посудой – накрывают на стол.
– Не думаю, мам, – отвечаю я.
– Почему? – мама весело порхает по спальне, поправляет свежевыстиранные шторы.
Я присаживаюсь на край кровати. Мне неудобно говорить с мамой о беременности. Наверное, оттого, что жизнь последние месяцы меняется стремительно и кардинально. Мама была шокирована моими отношениями с мужчиной. Серьезными отношениями. Сколько я еще могла скрывать правду и говорить, что живу в деревеньке?.. Возможно, пару недель, а потом бы возникли закономерные вопросы. Если деда знал где я и с кем и не был удивлен новости о нашем с Митиром браке, то мама впала в десятиминутный ступор, а потом посыпала вопросами.
И сегодня мы собрались, чтобы отметить сразу несколько знаменательных событий. Новоселье, первый месяц учебы Ники в новой школе и наш человеческий союз.
– Буду занята, – я обтекаемо отвечаю на вопрос.
– Откуда ты знаешь? Как можно планировать свою занятость за год? – спрашивает мама, выглядывая в окно.
– Можно, – отвечаю я. – И планы очень важные.
Мама перестает присматриваться к происходящему на улице, поворачивается, смотрит на меня хмуро. Ее взгляд опускается от моего лица к животу, и я заливаюсь краской. Я знаю, что по моей фигуре, еще ничего не видно, даже если надеть облегающую одежду. А сейчас на мне довольно свободное платье.
– Агата, – выдыхает мама. – Это та причина, о которой я думаю?
– Думаю, да, – соглашаюсь я.
Мама улыбается, потом хмурится еще сильнее, вновь улыбается.
– Быстро-то как, – замечает она.
А мне становится смешно.
– Да, очень быстро.
Мама наконец отпускает штору и подходит ко мне, присаживается рядом.
– А Дмитрий рад? – спрашивает шепотом.
