Леста стояла у буфета, ожидая, когда кому-то из нас что-то понадобится подать. Пусть она и была моей компаньонкой, но сидеть с его светлостью за столом ей было не по чину. Герцог неожиданно посмотрел на нее и попросил:
-- Госпожа, прошу вас, дайте мне поговорить с баронессой наедине. Клянусь, я не причиню ей вреда, и никто никогда не узнает об этом нарушении.
Леста вопросительно взглянула на меня и, только дождавшись, пока я растерянно кивну, соглашаясь с просьбой герцога, покинула комнату. Уверена, что далеко она не ушла, опасаясь каких-нибудь неожиданностей. Я с благодарностью подумала, что могу положиться на нее всегда и во всем.
В комнате воцарилась тишина. Я чувствовала, что его светлость рассматривает меня, а сама же с интересом разглядывала растекающийся по тарелке желток и никак не могла оторвать взгляд: смотреть в лицо герцога я просто боялась.
-- Госпожа баронесса, я хотел бы задать вам один личный вопрос.
-- Слушаю вас, ваша светлость.
-- Скажите, госпожа фон Розер, вы испытываете ко мне какую-то личную неприязнь или же я чем-то вас обидел?
От неожиданности я подняла взгляд на его лицо и, отрицательно мотая головой, ответила:
-- Нет-нет, ваша светлость! Что вы такое говорите! Напротив, я очень благодарна вам…
Герцог поморщился, как будто у него внезапно заболел зуб:
-- Благодарность – это не совсем то, что я хотел бы… Я знаю о вас, Любава фор Розер, все, что только возможно. У меня к вам одна единственная просьба: выслушайте меня. Возможно, госпожа Любава, я был несколько резок сегодня… Вы, женщины, придаете условностям очень большое значение…
Я не знала, что отвечать, а он после некоторой паузы заговорил: он рассказывал о себе. Немного о детстве, об отце-графе, который обижал мать, содержал бесчисленных любовниц. О своем первом браке, который полностью был устроен волей отца и оказался не слишком счастливым:
-- … вы не подумайте, госпожа фон Розер, что Мирена была плохой женой. Она была очень достойной женщиной. Но точно так же не любила меня, как и я ее. Это было… - он снова сделал небольшую паузу, вздохнул, очевидно, вспоминая прошлое, и продолжил: – Это было сложно, жить рядом друг с другом…
Он рассказал мне о дочери и сыне. И воспоминания его о детских годах детей были полны тепла и любви. Упомянул, что несколько лет после смерти жены провел на войне:
-- … рана была достаточно серьезной. А я уже знал, что мой отец планирует для меня еще один брак. К тому времени погиб последний герцог де Берготт. Больше в роду моей мамы мужчин не оставалось, и я должен был унаследовать его титул. Именно тогда я дал слово Господу, что откажусь от любого брака, предложенного отцом. Я поклялся, что останусь холостым до тех пор, пока не встречу женщину… Особенную женщину, госпожа Любава… Ту, которую я полюблю.
От этого несколько неожиданного признания сердце у меня зачастило. Я боялась произнести хоть слово, чтобы не спугнуть эти драгоценные минуты откровения. А Шарль тяжело положил правую руку на белую скатерть и продолжал говорить, не отпуская мой взгляд:
-- Я люблю вас, баронесса фон Розер, и прошу вас стать моей женой.
Заметив тревогу на моем лице он торопливо промолвил:
-- Нет-нет! Вам не нужно опасаться. Если вы откажете мне, я приму это со смирением. Клянусь вам, никаких последствий не будет.
Сердце у меня барабанило где-то уже совсем близко к горлу. Почему-то от волнения я начала задыхаться. И сдавленным шепотом, совершенно не своим голосов просипела:
-- Я… Я согласна…
Я смотрела на этого потрясающего красавца, замечая мельчайшие движения мышц на его лице и даже, кажется, читая мысли.
Вот он с тревогой смотрит на меня, ожидая последнего слова…
Вот по виску герцога ползет крупная капля пота. Он очень напряжен и нервничает, похоже даже, что боится отказа…
Вот, выслушав мой сиплый ответ, он нервно и глубоко вздыхает, как-то неуверенно поднимает со стола правую руку, и я вижу, что там, на скатерти, осталось золотое кольцо с алым камнем...
Вот он дрожащими от напряжения пальцами неловко берет кольцо, я протягиваю ему трясущуюся руку, и Шарль несколько неуклюже пытается надеть кольцо…
Крупный рубин, ограненный в форме сердца, ласково мерцает в свете камина.
Вот он тихо-тихо, будто боясь спугнуть удачу, шепотом повторяет:
-- Я люблю вас, Любава фон Розер…
***
-- Шарль, я боюсь…
Эту фразу я произнесла, стоя в приемной короля. Для официального брака нам требовалось разрешение его величества. И пусть Шарль уверял меня, что король относится к нему прекрасно, что герцогство под его, Шарля, руководством всегда платит налоги весьма аккуратно, что предварительная договоренность давным-давно достигнута, мне все равно было страшно. Лакей распахнул дверь, и мы прошли в личный кабинет Его королевского Величества.
ЭПИЛОГ
Я смотрела на Элли, стоящую передо мной на небольшом постаменте, и на глаза у меня наворачивались слезы.
«Моя девочка… Какая ты уже восхитительно взрослая и красивая! И платье… Это платье просто удивительно идет ей. Оно подчеркивает хрупкую юность и чистоту и в то же время будет привлекать к ней внимание, делая ее центром события. Моя малышка просто восхитительна!».
Вокруг Элли замерли Энги и Матильда, портниха с помощницами, две пожилые горничные, а так же -- Нора и Леста. И на всех лицах читались мысли, очень похожие на мои.
Жених Элли, барон Алан Вейн, заказывал свадебный костюм из черно-синего бархата. На его фоне моя девочка будет смотреться великолепно.
-- Все, детка, больше платье не нуждается в поправках.
-- Мама, действительно все хорошо?
-- Что за сомнения?! Ты будешь самой красивой невестой графства, обещаю!
-- Госпожа Любава, – с нотками восхищения в голове протянула Матильда, – я тоже хочу на свадьбу белое платье! – она настороженно посмотрела на Элли, снова перевела взгляд на меня и спросила у нас обеих: – Можно?
Элли легко рассмеялась, соскочила с постамента и, схватив Матильду за руки, закружила ее в центре комнаты, приговаривая:
-- Конечно, можно! Мы с тобой будем самыми красивыми невестами графства! Самыми-самыми!
Энги, аккуратно отстранившись от этого торнадо, опасливо прикрыла руками небольшой животик и с легким осуждением в голосе сказала:
-- Девочки, перестаньте! Вы же уже совсем взрослые!
Сама Энги после свадьбы, как я помню, особым благоразумием не отличалась. Ее яркие ссоры и примирения с мужем следовали одно за другим с потрясающей скоростью. Так продолжалось ровно до того момента, как она осознала себя будущей матерью.
