А бывшая до того покорнейшим существом лошадка резко взмахнула хвостом и ускакала куда-то в туман.
— Ах ты, Пёсья дочь! — глядя ей вслед, яростно выругалась императрица.
Машинально отряхиваясь, молодая женщина поднялась на ноги. Кажется, её падение было удачным, и она всего лишь ушибла предплечье о какую-то ветку. Но куда же пропала Алиена?
Еще раз окликнув свою спутницу и не получив никакого ответа, Лэйса, поколебавшись мгновение, отправилась в ту сторону, куда, как ей показалось, ускакала ее лошадь, с намерением найти её и затем искать Алиену.
Буквально через несколько шагов Лэйса обнаружила, что не знает, куда идти. Никаких следов лошади видно не было. Повернув обратно, молодая женщина вскоре оказалась на развилке — тропинка расходилась на две, и понять, по которой из них она пришла сюда, было невозможно. Лэйса ощутила, как внутри нее нарастает неуправляемая паника. В изнеможении опустившись на покрытый мхом ствол упавшего дерева, императрица закрыла лицо ладонями и расплакалась. Это было глупо — преодолеть все испытания, спастись почти из самых лап мятежников, выбраться из каменного лабиринта — и все для того, чтобы быть сброшенной лошадью и заблудиться в туманном лесу? Что ж, впору порадоваться, что при падении с лошади она не сломала себе шею! Лэйса подавила истеричный смешок, сердито вытерла глаза и попыталась собраться с мыслями.
Она помнила, что дорога, по которой они ночью ехали с Алиеной, проходила с запада на восток. Тропинка увела их в лес — на юг. Очевидно, что они не успели углубиться далеко, а значит, как только развеется этот проклятый туман, ей надо будет двигаться на север или северо-запад, и она вновь окажется у дороги к форту Кариен. Наверняка Алиена, потеряв ее из виду, так и поступила, и будет ждать неподалеку от той развилки, где они свернули в лес — по крайней мере, так бы поступила на ее месте сама Лэйса. Непонятно, почему девушка отстала и не подала никакого сигнала, но наверняка все объяснится простыми причинами. Основная проблема — это убежавшая лошадь, без нее будет очень тяжело продолжать путь, но Лэйса была убеждена, что подло сбросившее ее животное объедает ветки деревьев где-то неподалеку. Ведь это была спокойная кобылка, проделавшая за ночь изрядный путь и проголодавшаяся.
Лэйса поднялась на ноги и, время от времени негромко посвистывая, в надежде, что каурая ее услышит, направилась по левой тропинке, внимательно глядя по сторонам в поисках сломанных или пожеванных веток. Туман так и не рассеялся, но вокруг стало как будто светлее, словно жемчужно-белый купол стал пропускать больше света. Однако этот свет не делал краски мира ярче, не играл бликами на молодой листве и не зажигал искорки в каплях росы, а просто позволял видеть то, что было раньше скрыто молочной пеленой. Неожиданно Лэйса ощутила, что тропинка под ее ногами стала как будто тверже и, бросив взгляд под ноги, заметила, что сквозь траву виднеются замшелые камни старого тракта. Древние, выщербленные камни, старая дорога, уходящая вдаль… Лэйса не успела додумать мысль, кому могло понадобиться прокладывать дорогу в лесу, а сердце ее уже сжали ледяные когти страха.
Ибо, едва кинув взгляд вперед, она увидела три серые фигуры в бесформенных плащах, медленно и бесшумно приближающиеся к ней по древней дороге.
Император Корилад, стоя на широкой стене форта Кариен, вглядывался в пыль на дороге, поднимаемую одиноким всадником. Рядом с ним стояли комендант крепости и граф рэ-Бэркон, прижимавший к глазам модную новинку сэйнийского производства — дальновид.
— Дай сюда эту штуку, — нетерпеливо протянул руку император.
Рэ-Бэркон покорно вручил ему прибор, и Корилад жадно прильнул к окуляру. Поводя трубкой в поисках всадника, император наконец поймал в объектив одинокую фигурку на лошади.
Длинные светлые волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам всадника, не оставляли сомнений в том, это была женщина. Однако мелькнувшая было у Корилада безумная надежда, что это могла быть его жена, тут же погасла, ибо он узнал во всаднице свою любовницу.
— Проклятье! — император, не глядя, сунул дальновид обратно рэ-Бэркону, нимало не заботясь о том, успел ли вельможа подхватить прибор, и быстрыми шагами удалился от приближенных, остановившись лишь тогда, когда его скрыл изгиб стены.
Какое, Пёс побери, невезение! Лаиса осталась в мятежном городе, а это значит… Как Корилад не прокручивал в голове сложившуюся ситуацию, выход мог быть только один — жена для него потеряна. Неважно, убили ли ее мятежники сразу или нет, — живой он ее больше не увидит. Эта мысль вызывала в нем безудержный гнев и желание мстить, разнести мятежный город до основания, — но способов спасти Лаису он не видел. Мысль о возможности каких-либо переговоров с мятежниками он отмёл сразу — с такими людьми разговор возможен лишь на языке оружия. Мятеж должен быть подавлен жестоко и беспощадно, и любой "торг" с повстанцами только повредит его репутации. А значит, жена мертва, и неважно, умерла ли она вчера, умирает ли сейчас или будет убита во время штурма, который он планировал через три дня — когда к стенам мятежного города подтянутся верные ему войска.
Невезение, Пёс его побери, — по-другому не скажешь!
Немного успокоившись, Корилад пожелал вернуться в отведенные ему покои. Проходя мимо стоявших на стене сподвижников, император мрачно бросил:
— Когда эта девка доберется до крепости, отправьте её ко мне, — и, не оглядываясь, сошел вниз со стены по ступеням каменной лестницы.
Проводив взглядами широкую спину своего повелителя, рэ-Бэркон с комендантом переглянулись, и граф едва заметно усмехнулся: если император желает сорвать зло на худородной девице, никому от того вреда не будет — кроме самой девицы, разумеется.
Спустя полчаса Алиена, грязная и усталая, стояла перед исходившим гневом императором в его наспех обустроенной приемной зале.
— Как ты, грязная кошка, смогла спастись, когда твоя госпожа погибла? — бушевал Корилад, — и, не оставляя девушке возможности ответить, тут же продолжал, обличительно тыча в неё пальцем, — ты думала только о своей грязной шкуре, мерзавка! Ты сбежала, бросив императрицу на расправу мятежникам!
На глазах у Алиены выступили слёзы обиды. Она несколько раз пыталась открыть рот, но не смолкавший голос Корилада не позволял ей вставить и слова.
Несколько приближенных, ждавших за стенкой приемной, нервничали и желали стать незаметными. Никого из них не волновала судьба выскочки из провинции, но, упрекая девицу в том, что даже не попытались сделать сильные мужи, Корилад мог перенести свой гнев и на тех, кто вместе с ним трусливо покинул Лиланию в ночь мятежа. Ведь об императрице в те часы никто из них даже не подумал…
