мой огонь по силе один из самых-самых. Но с тобой всегда все получалось не так, как я предполагал. Ты спасла меня однажды, отдав всю свою силу, всю драконову благодать. Казалось бы, в тебе не должно было остаться ничего, но каждый раз, когда ты появлялась рядом, сила к тебе возвращалась. Но и тогда я считал, что главный в этой связке, что это я даю тебе силу… я ошибался. Куда чаще силу мне давала ты, — признался он и сжал мою руку чуть сильнее. — Я всегда полагался на логику и разум, научился использовать страсти пладов против их самих, я изучил, как мне казалось, науку огня, но появилась ты и все рассыпалось. Я всю жизнь берег себя от этого.
— От чего?
— От привязанностей. Возможно, это отголосок детской травмы, ведь я потерял родителей, когда мне было шесть, а может, я просто рано понял, чего хочу и как этого достичь.
— Чего ты хотел?
— Возмездия, денег, особого положения, власти, — перечислил Элдред. — И все это я получил к двадцати пяти годам. Цели, которые я считал сложными в юности, оказались вполне досягаемы, а враги — слабее, чем представлялось. Я не просто стал частью двора, я стал кукловодом, дергающим за ниточки. Это просто, если никому не сочувствовать, ни к кому не привязываться… Ты понравилась мне сразу, и дело не в твоей красоте — хотя ты самая красивая из женщин, что я встречал. Ты... — запнулся он, подбирая слово, — ты… моя.
— Что? — удивленно-возмущенно выдохнула я.
— Да, моя, — повторил он уверенно, — понятная, близкая мне… словно мы одной крови… каждый твой поступок, даже самый идиотский, в глубине души я всегда одобрял. Что бы ты ни творила, я был готов тебя защищать, зубами щелкать, рычать, чтобы к тебе и подойти боялись. Прямо-таки животное желание показать, чья это самка… защитить… спрятать… взять…
— И ты взял?
— Ты бы не позволила.
Сомневаюсь… Когда я шла к нему по снегу, была абсолютно уверена в двух вещах: что он дракон и что он мой дракон.
— Уверен, что не позволила бы?
— Уверен. И ты, и я отлично понимали, как это все усложнит. В конце концов, это просто влечение. Я бы никогда не пришел к тебе только за этим. — Элдред взял меня за подбородок свободной рукой. — Я могу и дальше объяснять все узами пламени и держаться от тебя подальше, но не хочу больше душить в себе желания и чувства. Плевать, что связало нас. Я хочу, чтобы ты была моей.
Дракон подался ко мне; я отвернулась в смятении.
— Не похоже на признание в любви… — вымолвила я.
— Если бы я знал, что такое любовь…
Вдохнув, я повернулась к Элдреду и, посмотрев в его глаза, сказала:
— Мне рассказали, что ты убийца, который испортил мою жизнь.
— Кто рассказал? Этот, мальчишка, который влюблен в тебя по уши? — усмехнулся дракон.
— Как ты узнал, что это был он?
— Это очевидно… Но тебе не надо полагаться на чужие слова. Я могу вернуть тебе память.
— Правда? Как?
— Пламя все помнит, — протянул Элдред загадочно, и его глаза вспыхнули огнем.
Дракон был прекрасен. Черный, с чешуей, отливающей зеленью, он выглядел удивительно изящно для своих немалых размеров, и двигался красиво, хотя и производил много шума. Опустившись прямо во дворе храма, он сложил крылья, и нас обдало ветром со снежной пыльцой.
Тетя Уля вцепилась в мою руку, не прекращая бормотать под нос молитвы; Рик стоял рядом с другой стороны от меня и хмуро взирал на дракона. Ллара Эула подошла к нему ближе всех; сойдя с крыльца, она смотрела на него завороженно.
Воздух задрожал, как от жара, и мгновение спустя от еле уместившегося во дворе дракона осталась только дымка, да и ее почти сразу унес зимний ветер. На снегу остался мужчина, бледный и обнаженный. Я пошла к нему; в руках я несла теплую одежду. Элдред взял у меня из рук рубашку, и когда наши пальцы соприкоснулись, меня обожгло, и в животе возник сильный спазм; охнув, я выронила остальную одежду и схватилась за живот.
— Ты должна перекинуться, — сказал измененным рокочущим голосом Элдред.
— Нет уж, — выдохнула я, поднимая упавшие вещи.
— Я всегда буду звать тебя, Лери. И однажды с тобой это тоже произойдет.
Неважно… сейчас — неважно. Я вручила ему штаны и, отойдя на шаг, спросила дрогнувшим голосом:
— Ну? Осталось что-то?
— Ни тел, ни одежды, ни других следов. Что-то, может, и растащили драконоподобные, но все остальное сожжено, а зима замела следы.
Я знала, что так будет, и Элдред говорил о том же, но все равно надеялась на лучшее, когда он, перекинувшись в дракона, полетел в Дреафрад. Память вернулась ко мне полностью — я вспомнила не только то, что случилось со мной после «перерождения», но и то, что было до. Та жизнь на изолированном острове в Тосвалии была настолько далека от жизни в империи, что я воспринимала ее как сон, чью-то чужую биографию. Но то, что случилось с нами в Дреафраде, как сон не воспринималось.
Я отчетливо помню раздутые тела.
В живых никто не остался… только я. Я одна.
Боль скрутила меня в десять раз сильнее недавнего спазма, и я снова схватилась за живот, хотя болело сердце. Быстро сунув вещи в руки Элдреда, я развернулась и кинулась к храму, чтобы не разреветься при всех.
Я бежала по храмовым коридорам, одним за другим, ничего не видя; слезы катились по лицу. Остановившись у двери в свою комнату, я достала дрожащими руками ключ, но так и не смогла вставить его в замочную скважину. Отшвырнув ключ, я сползла под дверь и прижалась лбом к двери.
Нерезу убили… ту, которая мне стала ближе и роднее, чем мать… убили Вито, моего друга… и Брадо убили тоже из-за меня, ведь все началось с моего появления. И у Рензо все пошло наперекосяк, когда мы поженились… Если бы я не появилась, они все были бы живы… они были бы живы…
Горячая рука опустилась на мои плечи, развернула.
Элдред, уже одетый, стоял передо мной, но я видела его смутно из-за пелены горьких слез. Ни слова не говоря, он наклонился, ухватил меня за
