горным звериным маршрутам, и камни срываются вниз из-под подошв. Порой вовсе ступаешь по зыбким пескам. Но вот ты доходишь, оглядываешься назад, и…вновь перед глазами простирается прямая, ровная дорога. Что это, если не парадокс жизни?
На столе лежали интерактивные листы с цифрами, формальными формулировками и краткими пометками, начертанными беглым почерком мамы, а я смотрела на них и не видела. Перед глазами оживала все ярче и ярче история, из-за которой наворачивались слезы: разрозненные обрывки рассказов отца смешивались с заметками мамы и сухими фактами ее профессиональной деятельности.
— Энэ, — прошептала дочь и прижалась щекой к моему плечу. — Не плачь.
Тимур потянулся через стол и погладил меня по руке.
— Я закончил финальную версию доклада. Хочешь, завтра с утра прочтем? А сегодня отдохнешь. Глеб скоро вернется. — Голос его звучал мягко и, действительно, немного успокаивал.
Я улыбнулась и отрицательно покачала головой.
— Нет. Я хочу поставить точку в этой истории. Мне нужно.
— Хорошо, — Тим вздохнул. На него факты жизни и смерти моей мамы давили не меньше.
Я вдруг подумала, как это проблематично, на самом деле, принять нежеланную реальность. Как по-человечески заманчиво отказаться от нее, закрыть глаза или отвернуться, сделать вид, будто истины не существует. И как, должно быть, легко от этой позиции перейти к обороне своих заблуждений, к построению мира, существующего только в твоем воображении, к поиску соратников с теми же ложными взглядами. Я хочу сказать, все эти старцы, чей разум был призван столетиями хранить нас, как слабы они оказались перед столь примитивными эмоциями…
Папа встретил маму после выпускного собрания. Прилежный сын Пятого дома, заключивший предварительный брачный договор с такой же идеальной наследницей, и юная бунтарка ирра, еще не закончившая школу, но уже успевшая заработать себе репутацию головной боли всего старшего поколения, до которого могла дотянуться. Она сражалась за право студентов самим выбирать время тестирования, за увеличение барьерной зеленой зоны между городами, за допуск на рынок Тала технологий землян, за право гибридов претендовать на те же должности, что и тала, за увеличение количества мостов для диких животных на территории городов. У мамы на все было свое мнение, и она его отстаивала, часто навязывала.
Назвать волшебной первую встречу будущих влюбленных не получится. Наследник Пятого дома осмелился написать заявление на хулиганку, по вине которой он, во всех смыслах идеальный тала, опоздал на лекцию. Нельзя ведь устраивать марши по поводу зеленых мостов, перекрывая улицы города, верно? Не верно. И школьница ему в суде это доказала. Точнее она доказала это судье, а папу просто привела в восторг. Стоит ли удивляться, что несколько лет спустя, заплатив внушительные отступные, он расторг старый договор и заключил новый с девушкой, которую искренне полюбил и которую долгое время добивался.
Продолжая покорять сердца и умы, мама вошла в Третий круг, а после почти единогласным решением во Второй. С возрастом список интересов бунтарки стал длиннее, ее волновали вопросы безопасности, прав и свобод тала, людей и гибридов. Неутомимая ирра Мефис не нуждалась в научных теориях эомелии Уома или в сенсационных материалах прыгуна на окраины, чтобы понять очевидное: люди и тала – одной крови, а значит равны. И не требовалось ей становиться матерью нейроморфа, чтобы озаботиться однажды пугающей отчетностью самоубийств «К1». Она умела наблюдать и анализировать, после искать дополнительную информацию и вновь анализировать. Многие свои выводы мама записывала опосредованно, поскольку в прямой формулировке они мгновенно ловили гриф «секретно» от тех или иных ведомств. Именно это показало Мефис, как легко государственные служащие избегают ответственности.
До ее вмешательства расследований по самоубийствам Каме не проводилось. Суицид маркировали «технической неисправностью», а с механиков требовали подробный отчет о причинах поломки. С разворотом инициативного и абсолютно неподконтрольного члена Второго круга в сторону проблемы самых дорогостоящих в истории цивилизации Тала кораблей осиное гнездо загудело. Слишком много заинтересованных лиц, слишком внушительные цифры неизбежных убытков. Со свойственной ирра храбростью мама выступила против противника, масштабы и изворотливость которого недооценила. Она не допустила мысли, что тала могут поступать столь же подло и низко, сколь люди!
Но я – не она. Пусть мне суждено было пройти извилистой и сложной дорогой к тем суждениям, которыми ее разум был захвачен с юности, однако это был лучший из путей. Я лишена иллюзий и не повторю ее ошибок.
— Привет, — тихий шепот над правым ухом и легкий поцелуй в висок выдернули меня из глубоких раздумий.
Я растерянно огляделась.
— Все разошлись, как только я появился.
Глеб подвинул стул и сел со мной рядом спиной к столу. Его глаза оказались на уровне моих. Он мягко улыбнулся.
— Из реальности выпала?
— Ага, — я со вздохом кивнула.
Иммедар усмехнулся, протянул руку и коснулся пальцами моей щеки.
— «Ага»? Я все-таки научил тебя плохому.
Я засмеялась, а потом вдруг под давлением эмоций и недавних мыслей подалась ему навстречу и прошептала:
— Спасибо, что научил меня этому! И всему остальному! И тому, какими могут быть люди, и тала, и боги! И старейшины… И тому, какой была я.
— Соверешенной, — прошептал в ответ мой огненный чистокровный.
— Наивной и самоуверенной, — поправила я, вновь его рассмешив. — Такой была мама. Это ее убило.
Глеб взглянул через плечо на электронные листы.
— Нет, милая. Твою маму убили четверо членов Первого круга, не желающих терять свою опосредованную долю в прибыли от производства новых прыгунов. Стремление защитить право на счастье и жизнь того, кто несправедливо считается вещью, не должно и не может стать причиной убийства. Нет. — Указательным пальцем он коснулся кончика моего носа. — Это их вина и их выбор. Спрячь свои золотые глаза, моя ирра, и сражайся. Завтра тебе предстоит выйти к тала и рассказать им отвратительную историю о том, как жажда обогащения сотен уважаемых ими сограждан нашла выгоду в самоубийствах бесправных живых созданий, как старейшины, чье мнение почиталось тысячелетиями, поступили равно самым отъявленным негодяям среди землян. Не позволяй боли и страхам омрачать твой взор.
— Я не боюсь.
Глеб поцеловал меня.
— Боишься. Не испытывают страх лишь безумцы.
Его дыхание было одновременно обжигающим и таким умиротворяющим. Я тихо усмехнулась.
— Твои речи стали больше походить на речи тала.
Он улыбнулся в ответ:
— Научила плохому.
Думаю, я надеялась на еще один поцелуй, а может быть на что-то большее, но Глеб этим смутным желаниям не позволил оформиться. Он пересадил
