— Ха! Это ты искушаешь судьбу, вампир, — дерзко ответил Леве; теперь, когда он оказался подле Анны, храбрость чудесным образом вернулась к нему. — Анна, ты бы только видела его! Сижу я на кухне, наслаждаюсь восхитительной свининой, которую, хочу заметить, был вынужден сам выследить и убить, не говоря уж о том, чтобы зажарить. И тут этот полоумный вампир врывается и требует, чтобы я все бросил и… — Его монолог внезапно прервался, когда лампы в комнате вдруг потускнели, потом замигали и тут же взорвались с оглушительным треском. С удивительной скоростью горгулья перелетел к двери. — Все, ухожу, ухожу.
Граф дождался, когда за сбежавшим демоном закроется дверь, затем взглянул на свою суженую.
— Можешь улыбаться сколько угодно, Анна Рэндал, но однажды я окажу миру большую услугу — сделаю чучело из этого паразита и повешу его на стену.
Она провела пальцами по волосам Цезаря, и этой незатейливой ласки хватило, чтобы по его телу пробежал воспламеняющий жар. Впрочем, и одного воспоминания о восхитительном теле Анны было бы достаточно, чтобы его охватило испепеляющее желание.
— Я рискну не поверить тебе, граф Цезарь, — сказала она с лукавой улыбкой. — Ты ведь только притворяешься, что сердишься.
Его клыки тут же выдвинулись, а вздыбившаяся плоть едва не порвала шелковые трусы.
— О Dios… — простонал он. — Не говори так.
Чуть приподнявшись и опираясь на подушки, Анна снова улыбнулась.
— Но почему?
Граф непроизвольно опустил взгляд, наслаждаясь красотой ее груди, едва прикрытой полоской кружева. Когда он час назад снимал с нее кофту и джинсы, то делал это лишь для того, чтобы ей было удобнее. Теперь же он мысленно поздравил себя с этим решением, но совершенно по другой причине.
— Потому что у меня возникает желание заняться тем, что тебе, учитывая твое состояние, пока противопоказано.
Анна запустила пальцы в его волосы и решительно привлекла к себе.
— Думаю, я сама могу решить, что мне разрешено, а что запрещено.
— Анна…
— Обними меня, Цезарь, — перебила она. — Обними меня крепко.
Он нежно обнял жену и уткнулся носом в ее волосы.
— Ах, querida, за последние несколько часов я испытал больше страха, чем за прошедшие пять веков. Ты превращаешь меня в ужасно трусливого вампира.
Она прижалась к нему покрепче и провела ладонью по его груди.
— Все закончилось, Цезарь. Морганы больше нет.
— Да, знаю, — проворчал он. — Только жаль, что именно тебе пришлось разбираться с этой мерзкой тварью. Но мне нисколько не жаль, что она мертва.
— Она не мертва. По крайней мере не совсем.
Цезарь вздрогнул, похолодев от одной только мысли, что Моргана, возможно, вынашивала очередной план нападения на его суженую.
— Не совсем? — переспросил он.
С явной неохотой Анна рассказала о том, что произошло после того, как Моргана затянула ее в портал. Цезарю не нужно было обладать проницательностью вампира, чтобы понимать: она намеренно опускала наиболее ужасающие подробности и преуменьшала свою роль в захвате одной из самых могущественных женщин мира демонов.
«Но сейчас не самое подходящее время для того, чтобы выпытывать у нее подробности», — сказал себе Цезарь. Погладив Анну по спине, он коснулся губами ее виска и пробормотал:
— Итак, ее дух заключен в изумруд, который теперь находится у Артура? — «Если Моргана навечно останется в камне, то такой исход даже лучше мгновенной смерти», — мысленно добавил граф.
— Да, именно так.
— Что ж, вполне подходящий конец.
Анна содрогнулась.
— Пожалуй, да.
Цезарь взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.
— Не стоит сочувствовать этой ведьме. Она бы с радостью поубивала нас всех.
— Я знаю. — Анна поморщилась. — И все же мне хотелось бы…
— Что?
— Чтобы все сложилось как-то иначе. Чтобы Моргана была другой. Я так много лет мечтала обрести семью, а теперь, когда наконец нашла, оказалось, что одна — безумная, другой — призрак.
Губы Цезаря растянулись в улыбке. Несмотря на печаль в голосе Анны, он почувствовал: она почти смирилась со своим прошлым.
— Ты ошибаешься, querida.
Она подняла брови.
— В самом деле?
Ловко перевернувшись на спину, Цезарь привлек жену к себе и пробормотал:
— Твоя семья — это твой супруг, который будет вечно любить тебя. И еще — вампиры, которые будут защищать тебя любой ценой. А также — оборотень и богиня, которые тебя обожают. И конечно же, этот несносный горгулья, который, похоже, предан тебе как собака.
Анна тихо рассмеялась, отбрасывая последние сожаления, и в очередной раз посмотрела на мужа с лукавой улыбкой. Наклонившись, она коснулась губами его губ.
— О, Цезарь, это замечательно!
Стараясь хоть немного пригасить испепеляющее желание, граф громко застонал и до боли стиснул челюсти.
— Querida, как бы я ни наслаждался, ощущая тебя в своих объятиях, я умоляю тебя лежать спокойно, — прохрипел он. — Пусть я вампир, но одного твоего присутствия достаточно, чтобы лишить меня остатков самообладания. Я слишком долго хотел тебя.
— А кто сказал, что ты должен сдерживаться? — В ее голосе тоже прорезалась хрипотца.
Пальцы Цезаря вцепились в ее бедра, и рык, больше походивший на стон раненого, вырвался из его горла.
— Анна, тебе необходимо отдохнуть.
Но благоразумные слова графа пропали впустую, потому что Анна, негромко вскрикнув, впилась в его губы страстным поцелуем, от которого по телу вампира побежала дрожь.
— Мне необходим ты, граф Цезарь, — пробормотала она, приподнимая бедра. — Только ты…
Цезарь упорно цеплялся за последние ниточки благоразумия.
— Ты же была ранена…
Граф громко застонал, когда она провела языком по его шее. Когда же Анна начала покрывать жаркими поцелуями его грудь, он сдался. Возможно, вампиры могли контролировать себя так, как никто другой, но даже вампир был не в силах устоять перед столь решительно настроенной женщиной.
Снова застонав, Цезарь сорвал с нее бюстгальтер, а Анна, тихонько хихикнув, наклонилась и через тонкий шелк его трусов легонько куснула возбужденную мужскую плоть. Из горла вампира вырвался хрип; Анна же, наслаждаясь своей властью над ним, стянула с него трусы, потом уселась на него верхом и с улыбкой сказала:
— Как ты возбудился, милый… А ведь я еще ничего не сделала.
Цезарь поднял руки; он собирался рвануть ее на себя и войти в нее, положив конец своим мучениям. Но тут Анна снова наклонилась и — о, святые угодники! — обхватила губами его напряженную плоть.
