и не очень доверчиво.
– Вы так и не ответили на вопрос. Вы из команды Ридли?
– Нет. Но мы друзья вам.
Карат прищурился и сделал шаг вперед, словно пытался всем медвежьим существом вобрать в себя неведомые эмоции этого черноглазого волка.
– Почему мы должны верить вам?
– Мы помогли вам. Разве этого недостаточно?
– Я привык не верить словам.
– Как и я, – парировал черноглазый, а мне хотелось хмыкнуть его стойкости и холодной безмятежности, с которыми он смотрел спокойно в глаза Кадьяка.
Пока черноглазый общался с нами, его воины ловко, быстро и явно уже привычно скрутили Палача, связав его руки и ноги. А еще что-то вкололи ему в плечо.
– Что вы делаете?
– Мы присмотрим за Палачом. Все будет хорошо.
– Положите его на место и уходите, – прорычал вдруг Карат, и все Кадьяки встали за его спиной, давая понять, что поддержат и, если нужно, сметут волков с дороги.
Черные волки дернулись, но черноглазый махнул рукой, оставляя свою команду на местах.
– Мы давно присматриваем за Палачом и не причиним ему вреда. Это всего лишь меры предосторожности. Иногда он приходит в себя неожиданно и раньше времени, и тогда могут пострадать мои парни, – все так же спокойно и уверенно проговорил волк, но Карат не верил ему.
– Вы в костюмах лабораторных крыс, которые держат таких, как мы! – прорычал Кадьяк, делая еще шаг вперед, и встал теперь почти нос к носу с волком.
Но, надо отдать ему должное, он не испугался и не отступил.
Смотрел в глаза Карата холодно и спокойно, не повышая голоса.
– Эти костюмы мы получили от Палача, чтобы могли сливаться с людьми и быть рядом тогда, когда это необходимо.
– Откуда ты знаешь Палача, черт тебя дери?!
– Потому что он из особенной семьи, которая общается с Палачами напрямую испокон веков, – вдруг раздался голос Гарма, и он появился на поляне, с кровью на теле и обнаженный. – Таких семей у волколаков всего четыре. По одной из каждого рода.
Гарм протянул раскрытую ладонь вперед, склонив голову:
– Рад тебя видеть, Дарк.
– И я, брат.
Мужчины сделали шаг друг к другу, пожимая руки в районе сгиба локтей, и прижались на пару секунд лбами.
Они приветствовали друг друга так же, как это делали мы – Берсерки.
Дарк, значит.
Имя ему явно подходило.
– …что значит «общается напрямую с Палачами»? – хрипло уточнил Карат, нахмурившись, но сбавив свою ярость и явное недоверие, когда Гарм встал рядом с этим Дарком, кивая Кадьяку:
– Палачи сильнее вас и нас. Но как, вы думаете, они могли узнавать новости из мира людей, оставаясь при этом в тени?
Теперь брови Карата взлетели вверх, когда он ахнул:
– Волки докладывали?
– Да. Волей нашего первого отца все волколаки живут среди людей не ради его прихоти, а для того, чтобы вовремя понимать, что люди начинают подозревать, что в этом мире они не одни. Если Берсерки отступали от правил рода, то волки обязаны были докладывать и это. У каждого рода волколаков есть свой Палач, перед которым мы склоняем головы. И для рода черных волков этот Палач – Уран.
Вот это новость!
Волки о чем-то тихо переговаривались, и больше никто к ним не лез, даже когда команда Дарка водрузила контуженного и глубоко спящего Палача на подобие носилок, которые были со шнуровкой и завязывались вокруг его мощного тела.
– Оставайтесь хотя бы до вечера, мы столько лет не виделись, – мило и добродушно улыбался Гарм Дарку, но тот только покачал головой, кивая на своих парней, которые аккуратно несли Палача:
– Он должен быть на месте и под присмотром, когда очнется, а иначе может случиться беда.
– Понимаю.
– Был рад знакомству, – кивнул Дарк, склоняя голову перед Берсерками, и скрылся в лесу вслед за своей командой, оставляя после себя только массу вопросов.
– Гарм! Нам надо поговорить! – пробасил наш король, на что волк кивнул с улыбкой:
– Я приду, как только мы очистим лес от крови. И отвечу на все вопросы.
– Лады́! С меня дружеский ужин! Рыбу едите?
– Конечно.
– Вот и договорились!
На этом все было окончено.
И только Карат продолжал хмуриться и говорить о том, что эта потасовка была странной и здесь явно что-то не так.
Впрочем, меня это уже не волновало.
Все, что я хотел, – это скорее оказаться рядом со своей женой и прижать ее к себе, ощущая, как сердце колотится и тело оживает от ее желанной близости.
Именно это и ощутил наш король, когда пробасил с понимающей усмешкой:
– Беги уже, беги! А то у меня самого начинают чесаться яйца от твоего нетерпения!
– Пааааап! – простонал где-то Свирепый, а Лютый только хохотнул, сверкнув весело глазами.
– А что «пап»? Как будто сами не чувствуете!
Его младший сын только устало отмахнулся, а я больше не стал ждать ничего, ринувшись обратно в лес. К домику Видящего, понимая, что старика больше нет с нами.
Отмучился, значит.
Алу сидела у домика в снегу и, увидев меня, тут же кинулась вперед, вытирая слезы облегчения, а я подхватил ее на лету, прижимая к себе так крепко, как только мог, чтобы не причинить боли.
Девочка моя!
Любимая настолько, что, кажется, я не мог дышать полной грудью, если ее не было рядом со мной!
И вот теперь, когда я мог зарыться кончиком носа в ее кожу, мое сердце застучало в полную силу, вбирая всю любовь и нежность этого мира – такую же белоснежную и чистую, как снег, где никогда не ступала нога
