так важно… – Положив ладонь на ручку и не поворачивая в мою сторону головы. – …могу объясниться с Шимоном, чтобы пока не болтал.
Я промолчала, не зная, что и сказать.
– Объясниться? – Обернулся.
Покачала головой.
– Я сама.
Не хватало ещё, чтобы Кострик объяснялся с моими друзьями. Нет уж. Раз уж так случилось, что из-за меня Шимон оказался в такой двусмысленной ситуации, то и беседовать с ним тоже должна я.
Тимур с минуту сверлил меня пронзительным взглядом, поджав губы и сжимая и разжимая пальцы на левой руке.
– Точно?
Спрятала глаза за ресницами и нехотя пообещала:
– Клянусь, что не стану врать или… «переводить всё случившееся в горизонтальную плоскость». Это ты хотел от меня услышать?
– Другое, – хрипловатым голосом признался Тимур, маскируя за коротким смешком удивление. – Но готов на первое время удовлетвориться и этим. Часу тебе хватит?
– А?
– На то, чтобы привести себя в порядок и поговорить с соседом. Мне, кстати, тоже надо душ принять… Захвачу комп и вернусь. Насчёт завтрака распорядишься?
– Э…
– Здорово. Для меня кофе закажи, пожалуйста. И побольше. Всё. Ушел.
Я только одного не поняла: душ он собирается где принимать? Практика общения с Тимуром Костриным показывала, что с него станется заявиться ко мне с полотенцем и мылом, а то и вовсе без них. Поэтому ополаскивалась я с невиданной скоростью, по-спринтерски торопливо смывая с себя следы бурной ночи. Когда пятнадцать минут спустя дракон не появился, я выдохнула и снизила темп. Переоделась в хлопковую белую юбку с запахом и простую майку без рисунка, справедливо опасаясь за полноценность рабочего дня, если я встречу Кострика в униформе.
Никакой провокации! Хватит. И без нее не знаю, что делать, чего ждать и на что надеяться. А надеяться хотелось. И верить.
Но как же страшно!
Высушив наскоро волосы, я сунула ноги в домашние тапочки и побежала извиняться перед Шимой.
– Это и был твой «лунатизм»? – обиженно спросил приятель, впуская меня внутрь своих покоев. – Ты от него у меня пряталась, что ли?
– Я от себя у тебя пряталась, – призналась я и обняла Шиму за талию, крепко-крепко. Спрятала лицо у него на груди. – Я такая трусиха…
Вздохнул. Провёл рукой по моим ещё слегка влажным волосам.
– Он же не обидел тебя?
– Нет, что ты! Я… у нас всё очень непросто. Всё очень-очень непросто, но он… но мы… Всё было добровольно. Чёрт! Прости, не могу сейчас об этом… Веришь, я не знаю, чем наши отношения закончатся и когда… И…
– Ты его любишь? – перебил меня Шима и посмотрел. Так посмотрел, с такой затаённой болью, что мне немедленно стало ясно: не у одной меня в «Мерцающем» разбито сердце. Или правильнее сказать, было разбито?
– Я… – Подавилась воздухом, закашлявшись. Спрятала лицо в ладонях. – А ты как думаешь?
Шима хмыкнул, а затем потрепал меня по волосам и спросил:
– Тебя поздравить или тебе посочувствовать?
– Чёрт! – рассмеялась я. – Не знаю, правда… Единственно, мне неловко тебя просить, но не мог бы ты… Понимаешь, если мне придётся снова собирать себя по кускам… Понимаешь? Очень не хотелось бы слышать за своей спиной шепотки и пересуды.
– Варя! – возмутился Шимон. – Ты же знаешь! Я – могила.
Вздохнула. Я потому и прошу, невозможный ты человек! Ну, право слово! Не напоминать же ему, сколько раз он мне по секрету рассказывал о чужих тайнах! Я ничего не прибавила к уже сказанному, но моё молчание, по всей видимости, было весьма красноречивым, потому что Шимон вдруг вздохнул, сдаваясь, и спросил:
– Позавтракаешь со мной?
– Извини. – Виновато улыбнулась. И не объяснишь ведь, что мне самой выбора не оставили! С другой стороны, я совру, если скажу, что мысль о предстоящем завтраке вызывала во мне отторжение. Да, я побаивалась разговора с Тимуром, точнее сказать, того, что я позволю себе ему поверить, но вместе с тем хотела увидеть Кострика как можно скорее. Я окончательно заболела им и, наверное, уже не смогу вылечиться.
– И работать снова будете весь день у тебя?
Против воли покраснела. Проклятье! Но вчера-то мы именно работали! Ничего такого! Ничего такого, о чём мог бы шептаться весь отель!
– Но кабинет ведь всё равно не готов!
– Угу…
Чёрт возьми! Я так жалко оправдываюсь, что сама себе не поверила бы, честное слово!
От Шимы уходила в полном раздрае чувств, даже ещё в худшем, чем было до разговора с приятелем. А ведь он прав! На сто процентов прав. И без его откровений скоро все начнут болтать и коситься в мою сторону… Нечего сказать, после стольких лет безупречной репутации так сесть в лужу на самом пике карьеры…
Не избавил от переживаний меня и звонок на кухню. Наоборот. За каждой паузой мне слышалось многозначительное молчание, а в любом слове виделся скрытый подтекст. И без того иллюзорное счастье окончательно растворилось в сомнениях и тревогах, и к возвращению Кострика я накрутила себя настолько, что меня можно было использовать в качестве автономного генератора на случай, если в замке начнутся перебои с электричеством.
Но сказать друг другу хоть слово мы не успели, потому что ко мне без стука влетела Нинон. Глаза навыкате, дышит тяжело, в обычной одежде – не в униформе – и с сумочкой через плечо.
– Я только что приехала, и сразу к тебе, – с порога выкрикнула она, и на её вопли в коридор выглянул Шимон, Барракуда и Кир, парень из техотдела, помощник нашего Матеуша. Все остальные работники «Мерцающего Замка» жили либо на другом этаже, либо в близлежащем городке. Нинка, кстати, обычно тоже ночевала в отеле, но этой ночью, видимо, что-то задержало её снаружи. – Тимур Евгеньевич, доброе утро. Хорошо, что вы тоже тут.
Кострик скроил важную рожу и для солидности обхватил собственный подбородок указательным и большим пальцами.
– А в чём проблема? – спросил он.
– Беда в замке! – полным трагизма голосом заявила Нинон, и я закатила глаза, мысленно проклиная то цирковое училище, в котором она не доучилась, придя к нам в отель.
Тимур подобрался и шагнул вперёд.
– Что случилось?
– Я в городе ночевала. – Нинон обвела горящим взором навострившую уши публику. – Ну, как ночевала… Мы с подружками на дискотеку ходили. А под утро, часа в четыре, ещё темно было, вышли из клуба покурить… И тут я смотрю… – в порыве чувств лучшая горничная «Мерцающего Замка» схватилась рукой за то место, где у обычных людей сердце, а у Нинон чашечка бюстгальтера пятого размера. Шима и Кир задумчиво оценили богатство, которым Нинон наградила природа, но мне до
