Поезд медленно въехал в тоннель, соединявший окраины Барселоны с центральным вокзалом. Я сидел в полумраке и раздумывал над тем, почему так получилось, что мои друзья по «Retrum» узнали о том, что убита была не Алексия, а Мирта, гораздо раньше меня. В том, что события складывались именно так, сомнений у меня не было.
Но почему она сама не рассказала мне правду? Какой смысл был заставлять меня терзаться и страдать на протяжении нескольких месяцев? Ведь Алексия прекрасно понимала, каким ударом станет для меня ее мнимая смерть!
На все эти вопросы у меня был один вполне очевидный ответ. Прежде чем воскреснуть, Алексия хотела удостовериться в том, действительно ли я люблю ее по-настоящему, готов ли хранить это чувство всю жизнь, да и после смерти.
В этом отношении со мной все было ясно. Я не выдержал испытания и предал как Алексию, так и нашу с ней любовь.
Оставалось подытожить мой короткий конспект последней записью, самой важной для меня и для моих планов на будущее.
7. Алексия жива, и ей категорически не по душе мой роман с Альбой. Наши неприятности на этом не заканчиваются. Алексия жаждет мести, значит, кто-то еще должен умереть.
Последний ужин на этом свете
Ты — кровь, стекающая с моих рук, ты впитаешься в землю и,
пройдя по корням и стволам деревьев, вернешься обратно на небо.
— Суфьян Стивеис —
До дома я добрался ровно за пять минут до того, как ко мне в комнату, будто спецназовец во время штурма, ворвался отец, желавший удостовериться в том, что я никуда не подевался и ограничения свободы передвижения, наложенные им на меня, неукоснительно соблюдаются. Он застал сына валяющимся на кровати с таким видом, словно я уже давно здесь и никуда из комнаты не выходил. При этом я продолжал обдумывать ситуацию, сложившуюся после того, как выяснилась правда о смерти Алексии, оказавшейся вымыслом.
В качестве аккомпанемента к своим размышлениям я включил музыкальный центр и поставил диск-сборник независимых и альтернативных исполнителей инди-рока, называвшийся «Ночь была темной».
Отец подошел к музыкальному центру и сделал звук потише. Впрочем, полностью выключить музыку он все же не решился.
Затем родитель пристально посмотрел на меня, заметил свежую ссадину, челюсть, опухшую от удара, и поинтересовался:
— С кем ты на этот раз подрался?
За последние месяцы я действительно успел собрать небольшую коллекцию всякого рода синяков, ссадин и ушибов. Впрочем, все это не шло ни в какое сравнение с тем градом ударов, который обрушился на мою душу.
Пока я раздумывал над ответом, отец сам сменил тему, перейдя к основной части намеченного им разговора:
— Сегодня вечером к нам на ужин заглянет Жирар.
— С чего бы это вдруг? — поинтересовался я.
Слова отца меня удивили. Насколько мне было известно, они с художником никогда напрямую не общались, если вообще были знакомы.
— Я его сам пригласил. Я знаю, что ты относишься к нему с уважением, и полагаю, что он может тебе в чем-то помочь.
— Сколько можно повторять, что ни в какой помощи я не нуждаюсь?! — гордо заявил я.
— Хорошо, тогда считай этот ужин просто проявлением вежливости, формой общения между добрыми соседями.
Отец, посчитав тему исчерпанной, а разговор законченным, вышел из моей комнаты, спустился в гостиную и, разумеется, тотчас же включил телевизор.
Через некоторое время я тоже спустился вниз и заглянул на кухню, чтобы поинтересоваться, чем мы собираемся угощать моего единственного в этом городе друга — если, конечно, вычеркнуть Альбу с первой позиции в коротком списке. Вспомнив про однокурсницу, я не без удивления обнаружил, что воспринимаю ее как какой-то далекий образ, не имеющий прямого отношения к реальности, в которой мне приходилось жить. Возвращение Алексии полностью перевернуло и разрушило то подобие устойчивого и спокойного мира, который я без особого успеха пытался выстроить для себя в последнее время. Впрочем, я подумал, что это и к лучшему. Моей возлюбленной из Сант-Бержера уже хватило неприятностей и потрясений, пережитых по моей вине. Пусть пока поживет мирно и спокойно, хотя бы до тех пор, пока я не сведу счеты с той, кто посмел напасть на нее.
На кухне я обнаружил три упаковки с готовыми блюдами. Приоткрыв одну из алюминиеввых коробочек, я увидел кусок рыбы под зеленым соусом. Стол показался мне пустоватым; чтобы не подавать рыбу всухомятку, я решил покопаться в холодильнике и поискать то, из чего можно сделать салат или подать как закуску.
Мне удалось разыскать немного латука, пару помидоров и полбанки маслин. Не густо, прямо скажем, и, главное, абсолютно неоригинально. Но я решил, что на столе будет не так пусто.
Я как раз заканчивал резать салат, когда негромкий мелодичный звуковой сигнал мобильника известил меня о получении текстового сообщения. Я отложил нож на мраморную столешницу и достал из кармана телефон. Умеренная радость по поводу предстоявшего визита художника мгновенно куда-то испарилась, как только я прочел имя отправителя. Это был Роберт.
Срочно нужно поговорить. Обязательно сегодня. Жду тебя на кладбище.
У меня не было сомнений в том, что это ловушка. Милейший джентльмен из «Retrum» в этом деле служил всего лишь приманкой. Мне было ясно, что на назначенную встречу он придет не один, и я буду убит, как только окажусь за воротами кладбища.
Нож, лежавший на столешнице, казалось, кричал: «Возьми меня с собой!»
Я протер его и завернул в чистое кухонное полотенце. Воспользовавшись тем, что отец увлеченно смотрит телевизор, я сходил к себе в комнату и положил нож в карман пальто, висевшего на вешалке.
Перед тем как спуститься обратно в гостиную и продолжить накрывать на стол, я коротко и сухо ответил на полученное приглашение:
Приду.
Я поставил на стол в гостиной чашу с салатом, тарелки и бокалы под вино. Для этого вечера я решил взять из наших запасов лучшую бутылку из тех, что имелись в доме, — семнадцатилетнее «Приорато».
Это густое, красное, как кровь, вино угодило в бутылку в год моего рождения. Теперь настал час пролить содержимое этого сосуда.
«Что ж, отличный финал ужина, который вполне может оказаться для меня последним на этом свете», — подумал я.
Цель искусства заключается не в изображении внешнего облика вещей, но в отображении их глубокого внутреннего смысла.
— Аристотель —
Ужин прошел для меня как-то странно. Я толком ничего не запомнил. В другой ситуации я был бы рад видеть Жирара, но в тот вечер, естественно, не мог сосредоточиться на чем бы то ни было, кроме предстоявшей мне смертельно опасной встречи на кладбище. Кстати, сама возможность выйти из дома в столь поздний час у меня появилась именно благодаря художнику, заглянувшему к нам в гости.
