Путники переглянулись: похоже, никто.
— А причем здесь это? — спросил Борво. — Мы же обсуждали вторую только что… Или я заснул?
— Мы, вроде как, обсуждаем артефакты, и то, что темные спасались от Пятой Пагубы натуральным бегством, значит, что посох они себе так и не смогли вернуть, — заключил гном. Глаза все остальных без исключений были настолько полны абсурдного вопроса: «Какого черта тут происходит и о чем ты лопочешь?!», что Стенн принялся рассказывать. — Все в курсе, что у темных эльфов беспрерывная междоусобица?
Дей кивнул первым — в свое время по указу Реда он повел отряд в разведку по этому делу, и в лесах Крайнель его и потерял, с трудом вернувшись в одиночку. Вечный, сколько времени прошло…
— Междоусобица. Со времен четвертого архонта, — сказал лейтенант вслух с убежденностью бывалого лазутчика и бойца.
— После четвертого архонта, — исправил Стенн. — Четвертая пагуба разразилась у темных эльфов в Тэхт’Морниэ, это я вам и без всяких книжек могу сказать. И они отбились от неё не хуже остальных. Но падение темных наступило после Пагубы. Любой гном это знает, будь то руамардец или таз’гаротец, потому что день победы над темными эльфами мы празднуем до сих пор. Ежегодно и все.
— Какое это имеет отношение к делу? — поторопил его Борво. Длинные рассказы он не любил со времен откровений Данан про девять домов магии.
— У владыки Тэхт’Морниэ был посох, символ власти, установленный у темных с не пойми каких времен — Длань Безликого. Так вот, после гибели архонта король не прожил и месяца. Он погиб, и посоха при нем не нашли. Тогда Руамард и Таз’Гарот воспользовались шансом, которого ждали веками, сжали темных с двух сторон и отняли у них половину подземелий. Ну, если вы не в курсе, гномы воевали с темными за подземелья с тех пор, как обрели свободу от Ас-Хаггарда.
— Из-за этого половина эльфийских кланов выползла наверх! — прозрел Диармайд. — Им некуда было бежать, потому что гномы сдавили их, а другие эльфы не приняли. Только почему?
Стенн повел плечом:
— Насчет распрей у темных можно только предполагать. Очевидно, что спонтанная смерть короля не несла ничего хорошего. Насколько я слышал, в смерти правителя объявили его наследника — уж слишком неожиданной она вышла. Не все, разумеется, поддержали эту версию. Но свое дело она сделала — конфликт была запущен, кланы сцепились, размениваясь новыми союзами каждый день.
— И даже если посох и уцелел, никто не кинулся его искать, верно? — не спрашивая, проговорила Данан. — Все дружно бились за власть, наплевав на её жалкий символ. — Она нахмурилась, обдумывая услышанное, почесала губу. — То есть, исконно подземелья были только гномьей вотчиной, так?
— Да, это вроде не секрет, — скорчил простецкую роду Стенн.
— Тогда главный вопрос: почему гномам не удавалось выдавить темных раньше? Что там за посох такой?
Жал безмолвно усмехнулся, на мгновение задержав взгляд на Данан. Затем посмотрел на Хольфстенна и встретился с ним взглядом: гном глядел на товарища с большим пониманием.
— Длань Безликого, — говорил Стенн, — описана как сила абсолютного подчинения. Если я правильно помню, он не может за раз поработить десять тысяч гномов… ну или других бойцов, — тут же поправился рассказчик, — но все, до чего может дотянуться любое другое заклятие, сотворенное с его помощью, оказывается под влиянием посоха. И если Длань при тебе, делай потом с попавшими под чары посоха, что хочешь. — Стенн на мгновение замолчал, почесал шею сзади. Потом закончил — без особой печали, но таким тоном, словно говорил о событиях, которые застал сам. — Таз’гаротцы и руамардцы не понаслышке знают, что значит убивать своих братьев. И сестер.
— Как, интересно, он тогда был разрушен? — озадачился Диармайд. — Посох, я имею в виду. Неужели он толком не охранялся?! Иначе как бы его вообще вынесли за пределы Тэхт’Морниэ?
— Легко, — ответил Жал. — Не нужно много ума, чтобы спереть одну палку. Особенно кому-то вроде меня. А потом всем рассказывать, что он был уничтожен.
— Вроде тебя? — Глаза Диармайда зажглись недобрым пламенем, как у судьи, который нашел за что виновного отправить на плаху. — Кого-то вроде тебя не так много, Жал. Я вот ни одного не знаю.
Эльф сразу смекнул, куда пойдет разговор.
— Это был не я.
— Разве не ты говорил, что не помнишь свою жизнь до Эйтианских Гадюк, а?! — Дей глянул на Данан со всей доступной ему свирепостью: «Ну, глянь! Ты довольна?! Кого пригрела! А я говорил, говорил!..».
— То, что ты не знаешь других вроде меня, не гарантирует, что их нет.
Дей затих — и все затихли.
— А это что значит? — тяжело спросил Борво. — Есть и … другие? Нам надо опасаться…
Жал не покраснел и не кричал, как могли бы те же Дей или Борво, но вскинулся.
— О, Таренгар Неумолимый! — рыкнул он, взывая к эльфийскому богу. — Я думал ты тут самая мнительная! — Взглядом указал на Данан и тут же твердо зашагал прочь, не разбирая дороги. По шагам, сжатым кулакам и опущенной голове, словно зажатой меж сведенных напряжением плеч, Данан поняла, что впервые видит убийцу настолько злым.
— Давайте пока примем, что этот посох — Длань Безликого — может заинтересовать архонта. Просто, чтобы иметь власть не только над исчадиями, но и над обычными, живыми людьми.
— Включая смотрителей, но не ограничиваясь ими, — поддержал Стенн.
— Если исходить из этого, можно допустить, что и предыдущие архонты тоже могли быть заинтересованными в поиске артефактов, которые помогли бы им захватить власть. Этот посох вполне подошел бы на роль такого.
— Определенно, — с убежденностью отозвался Хольфстенн и почесал отросший рыжий ус. — Как и Медаль крови, — добавил тише, будто бы под нос, но точно с намерением, чтобы другие услышали.
— Вот заладил! — брякнул Дей.
— Диармайд, хватит. — Его неожиданно осадила Эдорта. Даже ей было очевидно, почему еще вчера вменяемый лейтенант смотрителей сегодня стал настолько невыносимым склочником.
— Чего? — мысль, что какая-то пришлая, чужая, насаженная им в компанию, будет учить его жить, затмила Дею глаза — кровавой волной. Благо, Стенн, заметив, как помутнел взгляд Диармайда, отвел удар на себя.
— Мы с Борво тебе с осени твердили, чтобы ты взял яйца в кулак! Не смог — твоя проблема! Иди и разберись с Жалом один на один или попросту закрой рот. Достал!
Данан схватилась за пальцами одной руки за оба виска, массируя.
— Пожалуйста, — попросила она утомленно. — Давайте к делу и пойдем дальше. Длань Безликого, Медаль крови…
— Подождите! — попросила Эдорта размеренно. — Можно прояснить, что там за медаль, из-за которой тут сыр-бор?
— У всех народов, кроме гномов, знаешь ли, дорогуша, короткая память! И Медаль крови — не миф.
Этот выплеск Хольфстенна не походил на ответ, Данан пришлось объяснить самой:
— Мастерство магов-артефакторов — это гномское наследие. Именно они, обрабатывая амнирит, заколдовывали те или иные предметы, которые потом называли артефактами, и именно они основали в древности то, что сегодня мы знаем, как Дом Свитков. Собственно, потому что заколдовывали они в числе свитки и скрижали, чтобы уберечь память древних лет от разрушения временем. Или варварами.
Эдорта с пониманием качнула головой: ну, недаром же гномов называют хранителями истории.
— Медаль Крови — венец гномского творения, она нерушима сама, и своего обладателя делает абсолютно неуязвимым к любой атаке. Даже если он смертельно пострадает, он выживет.
— Что само собой означает, что её просто не может существовать, — упирался Дей. — Иначе бы весь мир охотился за этим артефактом по сей день или бы его охранял какой-нибудь государь, расширяющий с её помощью границы своей страны с каждым годом.
— Дей, не выводи меня, — сквозь зубы посоветовал Стенн. — Медаль существует, железное слово! Только у неё есть оборотная сторона — сейчас, вспомню дословно, эм… — «Сохраняя, присваивает».
— То есть? — уточнила Данан.
Тут Хольфстенн развел руками:
