Я беременная некромантка и мне нужен дневной сон!
Иметь подружек не просто. Душевные разговоры я принимала, а вот о постели — не очень. Ни на каплю не развеялась.
Ушла к себе, не раздеваясь и не отстегивая сумки, улеглась на кровать и положила рядом телефон и раскрытую сигаретницу. Точки маяка как были, так и остались. Что это? Местоположение Яна? Нольда? Точки, куда должны доставить Ивара и Константа?
Невыносимое бездействие! Бежать! Или затаиться и следить за движениями противника, а потом снова бежать, даже драться! Мужчины оберегали нас, но нельзя отказать в чувстве, что и я лично хотела уберечь каждого. Отец… Толль… что бы я отдала в те дни, когда их потеряла? Все!
Закрыла глаза и внезапно подумала о маме. Она ведь еще жива, и есть где-то. Если не уехала из родного городка, то, ходит по тем же улицам на работу, на рынок, гуляет в парке воскресными вечерами. В ее жизни нет угроз, есть только мир… рухнувший из-за некромантов, но в те первые годы незнания — настоящий тихий мир и покой.
Она научила жизни? Слова Морса, как передала Злата: только матери-женщины, по-настоящему могут научить нас тому, чему не дано научить отцам-некромантам — бесстрашию сердца, доверию без оглядки и принятию жестокого мира так, будто никто и никогда прежде не делал больно. Но ведь мама сдалась. Устрашилась, перестала доверять и не приняла тех, кто больно сделал.
Получается, что мне не привился урок жизни — спокойно ходить по рядам, выбирая продукты к ужину, улыбаться людям, заговаривать с соседями и не шарахаться от теней и силуэтов, подспудно ожидая опасности из-за любого угла. Я надеялась на одно — сама научусь, когда сама стану матерью. И ни за что не позволю, чтобы моя Яна с самого детства жила в страхе поимки и расправы.
— Завтра мы с Нольдом будем думать о своем доме… завтра.
Сказала вслух, и, будто на маятнике, получила обратный мах — я ведь точно также думала, когда летела с Толлем на мотоцикле в дождливую ночь! Точно также была уверена в бесконечности счастья и невозможности разлуки! Мы — навечно!
Вечером, почти к полуночи, я спустилась со второго этажа и села у лестницы, у самой железной двери. По-собачьи глупо и нетерпеливо выжидая шороха шин или звука шагов. Никто пока так и не вернулся. А любое другое место в жилом уголке фортеновской студии жгло меня, так что усидеть не могла. Ни лежать, ни стоять, ни десятый раз намывать фарфоровую чашку для кофе… пытка!
За створкой шумел только дождь. Погода испортилась, нагнав не грозу, но затяжной и сырой фронт — особо холодный в северных широтах. Здесь не лето, здесь то, что южане называют осенью. Один раз на площадку выглянула Варита, но спускаться не стала, к счастью — оставила в покое. Никто спать не ложился, все ждали. А девушки, тоже к счастью, комфортно разговорились друг с другом на интимные темы, перестав пытать меня. Это их отвлекало, это подходило им по близкому возрасту, а мне давно не девятнадцать лет.
Шаги!
Прождав до двух ночи, замерзнув и почувствовав легкий жар регенерата, я за общей монотонностью дождя услышала приглушенные звуки вне ритма. Шаги! И не одного человека, а нескольких! Не настороженные и вкрадчивые, не вражеские — так идут те, кто возвращается домой!
Замок пискнул, первым в проеме показался Фортен. А за ним увидела на проезде Нольда и Вилли, Яна и Троицу. Они в тканевых носилках несли два тела.
— Привет, обаяшка. — Некромант, улыбнувшись своей неимоверно притягательно улыбкой, приобнял меня и скомандовал: — Наверх! Чай, кофе, вина, еды — и погорячее. А мы пока в студию. Уложим спасенных и поднимемся к вам.
— Да!
Я взлетела! Разом на меня обрушились счастье и облегчение, прямо лавиной замяв пережитые страхи! Тревога, мнительность, ожидание беды — как упокоенный труп, развеялся прахом! Живы! Не ранены! И некроманты на свободе!
В возбужденном состоянии, что я, что девушки, ничего не успели сделать толком — через десять минут, когда мужчины зашли в комнату, Элен кинулась к Яну, я к Нольду, а Варита с по-детски открытым восторгом обняла и поцеловала Троицу, потом Вилли, потом, не испугавшись, стиснула за плечи надменного опального принца.
— Можно поцеловать?!
Фортен, привыкший к холодной дистанции с посторонними, не выказал недовольства — разлохматил Варите огненно-красные пряди и сам поцеловал девушку в лоб. Я повисла на шее Нольда, уложив голову на плечо, и смотрела на всех остальных через слезы от радости.
— Все, Ева, кончено. Недоловленных сектантов отловим, Инквиз не сейчас, так через год, уйдет в историю, а у нас — победа. Выдохни. Празднуем!
— Эли, я мокрый и грязный…
— Не отпущу!
Где-то рядом Ян полушутя отбивался от Элен, но их я не видела. Я закрыла глаза, на несколько секунд позволив себе раствориться только в ощущении крепких рук Нольда и в том, что не чувствовала земли под ногами.
Мужчины все вымокли под дождем. Фургон оставили в гараже за три проезда отсюда, а несчастных псевдотрупов несли под ливнем. Приводить себя в порядок и переодеваться — потом, плевать. Натоптали грязью, пропахли сыростью. Из всех — один Троица пытался вернуть себе благопристойный вид, зачесав назад мокрые волосы и тщательно отряхнув одежду.
— Теперь можете все рассказать? Пожалуйста!
— Выкладывай, Ноль. У меня язык не шевелится, так пить хочу. Эли, просто воды налей, а поесть — что угодно. Я на стройке в «Скалах» просидел четырнадцать часов, сейчас умру.
План сработал, на удивление, без единого сбоя. Валери не придумала для Нольда особой легенды, а выдала его за того, кем он и «был» по ее представлению — нечистоплотным Инквизором, у кого есть своя цель, и кто в сектантах видит только выгоду, а не врагов. Хороший союз, где каждый получит свое — Нольд Константа, заложника для шантажа, а секта — Ивара, якобы самого Морса, не постаревшего ни на день.
Валери и сподручные сами распустили рабочих с одного объекта в «Скалах» еще за два дня до приезда Аз Кольда, так что лишних людей не было, и никто не мешал. Полузвери, которых подключил Нольд, задействовали свои проверенные связи, на готовности оказалось несколько полицейских и несколько службистов внутренней безопасности — стать свидетелями и помочь в задержании сектантов и их главы. Некроманты Фортена, двадцать человек, рассредоточились далеко на периферии, став глазами и ушами любой подозрительной активности извне, если такая будет
