палку и недалеко. Это не помешало и ему найти себе в таборе место. Дети носились за ним стайкой – он рассказывал им сказки и учил делать из глины посуду. Молодые мужчины подходили, почтительно именовали «дядька Гьетал» и просили показать, как так ловко у него выходит вырезать из дерева свистульку-лошадку, куклу, пляшущую на ленточках, или миску в виде чудной рыбы, спрашивали, как в родном доме Гьетала лечили коней. Девчонки на него откровенно заглядывались – Алекса ругалась и гоняла:
– Пялятся еще, негодницы! Замуж за него решили, все сразу? Тьфу, бесстыжие! А ну за водой да за хворостом бегом, ежели дела себе найти не можете.
Больше всего пэйви напоминали Эшлин ши семьи Ур, Вереска. С ними ей было неожиданно легче, чем поначалу в Дин Эйрин. Да ведь и семья Ур, рассказывали, когда-то была кочевой. Быстрый смех, вечный звон бубенцов и браслетов, готовность петь и плясать – они были похожи. Гьетал на ее расспросы только покачал головой:
– Я сам удивлен, Эшлин. Я говорил тогда, и это правда, что ты не первая ши, покинувшая дом по доброй воле, как и Горт не первый изгнанник. Уходил ли так кто-то из семьи Ур – сказать не могу, не знаю, они ведь даже не нашего рода – они из Вяза, Альм.
– А из наших уходили так?
– Нет. Вряд ли это была бы тайна даже от меня, дитя. Из рода Березы, Бьех – помнишь, там есть семья Ивы? Так вот, оттуда как-то ушли двое, близнецы. Бран и Гэлеш.
«Ворон и лебедь», – мысленно перевела Эшлин. Звучало красиво.
– Я их не помню?
– Нет, это ровесники твоей матери, Гэлеш была ее подругой. С ними вышла плохая история, я помню ее. У Гэлеш была тайная любовь. Вот как у тебя. Она встречалась с человеком, и Бран покрывал их. Ничего дурного в этом нет, но у Гэлеш был жених, и она не отказывала ему в лицо. Когда жених понял, что Гэлеш любит не его и ходит к кому-то втайне ночами, он в злой обиде сказал наихудшее – будто Гэлеш любовница собственного брата. И проклял их обоих.
– Что было дальше? – вздрогнула Эшлин.
– Гэлеш сказала правду на Совете, и филиды сочли ее слова и клятву правдивыми. Но Бран пришел на тот Совет с окровавленными руками. Он убил ее жениха за оскорбление сестры. Совет взял три дня на решение их дела, но за эти три дня Бран и Гэлеш покинули наш мир. Ушли к людям, а следы затерялись. Их историю так стремились забыть, будто зло и несправедливость исчезнут, если запретить о них говорить.
– Ты о чем задумалась так? – засмеялась Нелли. – В город входим. Приглядим место, спляшешь, денег накидают. Поесть нашим принесем – плохо ли?
Эшлин потрясла головой. Последние дни казались ей годом. И не самым худшим годом. Если бы еще Брендон был рядом…
Она невольно схватила подругу за руку, поняв, что их беззастенчиво разглядывает стража на входе в городок – конный и двое пеших. Нелли удивилась:
– Ты что это?
– Я подумала, что меня могут искать. Горт наверняка всем рассказал, что я беглая убийца.
– Ну могут – делов-то. Я тебя сейчас научу. Ищут кого? Того, кто прячется-боится. А мы с тобой вот так.
Не отпуская руку Эшлин, Нелли подбежала к стражникам так, что юбка взметнулась ярким вихрем. Стайка остальных пэйви тут же подскочила ближе.
– Дай, красавец бородатый, погадаю, – почти пропела Нелли, широко улыбаясь. – Я лучше всех в таборе гадаю, вон и сестра подтвердит. Всю судьбу твою вижу до донышка!
– Иди отсюда, не галди! – отмахнулся конный. – Иди подале и сестер своих забирай, сколь ни есть. Судьбу она видит, тоже мне…
Один из пеших стражников уже подозрительно прикрыл рукой кошелек, второй – совсем молодой – восхищенно воззрился на Эшлин. Та улыбнулась так же широко, как Нелли.
– А к вам в табор прийти можно? Песен послушать? Песни-то очень люблю, – спросил стражник немного смущенно.
– Послушать ему… ты гляди, эти последнюю рубаху снимут, – проворчал второй, а Эшлин легко и весело ответила:
– Приходи, красавец! Будь гостем!
И быстро пошла с другими пэйви прочь.
– Так-то, – одобрительно кивнула Нелли. – Держись меня, научу и не тому. А то найдешь мужа своего – и оставайтесь оба. И старший твой пусть остается. Чем не жизнь? Голодно бывает, это да, особенно зимой. А вот затосковать не дадут наши тебе.
– Нелли, а у тебя не будет ничего плохого за то, что ты из Дин Эйрин ушла? – спросила Эшлин.
– Бабка велела – я и ушла. Потом вернусь, перезимую, как беду твою разрешим. Я ж не учусь. Живу просто.
Эшлин не стала спрашивать, почему пэйви так уверена, что все разрешится к зиме. Да и вообще, может, Нелли говорила о будущей, через год. Вместо этого спросила то, что давно хотела:
– А как так вышло, что ты не учишься? Тебя же взяли, значит, есть дар?
– Был да сплыл, – охотно ответила Нелли. – Я его сестре названой отдала. Думала поделиться, а отдала все. Ой, бабка ругалась! Ты, говорит, ладно, магию отдала, но ты и помереть могла! А я что – не померла вроде!
– А разве так можно?
– Ай, Линди, с даром этим путано все. Бывает, что с ним рождаются, бывает, что он приходит сам, когда девчонка в пору входит. Бывает, что пропадает, если беда большая случилась. Можно разделить, если сильно хочешь помочь кому. Можно вот отдать. И никто это тебе до конца не объяснит. Даже матушка Джи. Даже твой муж.
– Твоя сестра – Монгвин?
– Она самая. Брата моего вдова.
– А что с братом случилось? – изумленно и испуганно спросила Эшлин, тема братьев касалась ее острее некуда.
– Да что, старый барон Сэвидж случился, погань такая. Он Монгвин стерег, никуда не пускал, не дом, а тюрьма. А она с братом моим сбежала. Хороший брат-то у меня был, Рэем звали. Мы ее приняли, потому что ну что уж теперь, она платок уже надела. Дед, правда, сразу сказал, что быть беде, и уезжать надо быстрее. Я ее всему учила, как тебя, только ей труднее было – не умела она, но старалась. Год они прожили. Хорошо прожили. Сын у нее родился.
– А потом?
Эшлин понимала ответ. Но все равно спросила.
– А потом нас нашли люди барона, ну и ничего хорошего. Рэй сам вышел, чтобы остальных не трогали. Ну как не тронули … вардо нам сожгли и коней увели. Рэя во дворе замка Сэвидж повесили.
