память запечатлела лишь впалые щеки, блеклые выпученные глаза и пожелтевшие клыки. Но я отлично помню его тощее полуголое туловище с сильно раздувшимся животом; длинные и костлявые, как у мартышки, конечности, покрытые отчетливым рельефом вен. Свалявшиеcя волосы вампира были вроде бы светлыми, но к ним пристало сколько грязи разных оттенков желтого и коричневого, что я не стану подавать мимолетный вывод как утверждение.
Я вырвал сердце из его груди. Оно несколько раз трепыхнулось в моей руке, продолжая биться, и замерло.
“…Мечтаю подержать в руках
Εще живое сердце мертвого вампира”, – мысленно прочел я строчки из письма Полины.
Я бы доставил ей трофей, но в растревоженном, испуганном городе было чересчур опасно, да и сердце злодея больше не было живым.
Понимая, что поступил с излишней по вампирским меркам жестокостью по отношению к собрату, который охотился не на моей территории, я в очередной раз задумался над тем, какой жизни хочу.
Я вроде брезгую становиться предателем своего народа, но разве я ещё не он? Или точнее – в какой степени я еще не “пес человеческий”? Свободен, не приручен, и убиваю собратьев по собственному произволению? Но убиваю ведь. Сидит, значит, во мне “песья душонка”, как говорит о вампирах Седьмого Отдела мой атаман. Кому я верен больше – ещё ему,или уже Полине? Чьи просьбы выполняю? И нельзя ли обойтись без исполнения чьих-то просьб? Стать действительно свободным?
Но куда приведет меня настоящая свобода? Неужели, в ней я опущусь до состояния омерзительной твари, которую только что прикончил. Или сумею остаться прежним? И что делать, если перемены во мне начались?
Сердце убитого вампира я принес Демьяну, а труп злодея запихнул под корни в яму,из которой он был извлечен, и забросал ветками. Атаман ещё не лег спать. От рассвета он скрывался на дне ущелья, возле горной реки – сидел, одетый в доспехи, на большом гранитной камне, подогнув одну ногу, и вытянув другую, и задумчиво смотрел на розовые под лучами зари скалы.
Меня он приветствовал стоя, как обычно делал я при его приближении.
– Чужак пересек границу и дрался со мной, – отчитался я, вложив остывшее сердце в железные рукавицы Демьяна.
– Я просил тебя всех пришлых оставлять людишкам и волчонкам, - напомнил атаман, прищуривая левый глаз.
– Этот ңапал. Мне пришлось защищаться.
Демьян спокойно кивнул, что означало мое избавление от вины.
– Я знал его… Федька был отменным воином, - с задумчивой медлительностью промолвил атаман, прежде чем скормить угрям мой трофей.
“Мне стало жутко от его слов. Неужели, все мы рано или поздно превратимся в таких “Федек” – жалких уродцев, узнать в которых прежних героев можно разве что по кровавому запаху”.
– Тишка! – в заботливом волнении окликнул меня Демьян.
Не знаю, догадывался ли он, как оскорбляет меня такое обращение; возможно, он специально меня унижал. Я не ждал, что однажды атаман станет величать меня Тихоном Игнатьевичем, но “Тишка” – это было слишком.
– Слушаю, государь, – я скрыл недовольство.
– Ты хотя бы немножко поел? – спросил он, подойдя на расстояние полусогнутой руки.
– Нет, побрезговал чужаком… Мне он показался вшивым и червивым.
– Давно твое брюхо пустует?
– С Настены.
– Ты страшно отощал, Тишка. Не ешь, не спишь. Поглядел бы на себя, - Демьян пощупал мои руки и щеки.
– Оловянный таз оккупировала пернатая ведьма, а речная вода быстра, в ней толком не разглядеть отраженья.
– Знать бы, по ком ты сохнешь, - проворчал Демьян, всматриваясь в мои глаза.
– По прошлой жизни, государь, – вздохнул я, потупившись.
– Мне впору отвести тебя от городища, послать туда другого.
– Я разведал все лазейки, другого там поймают.
– Хошь там охоться, разрешаю. Токмо осторожен будь, – Демьян пропустил меня на горную тропку, ведущую к пещере.
ГЛАВА 25. Вкус черники
Ночью я выбрал для засады прочную дубовую ветку, нависшую над звериной тропой. Вспомнив все-таки о голоде, я поджидал добычу.
Вместо громадных голубовато-серых оленей с рогами до крупа, чей запах привел меня сюда, на тропе показались знакомые всадники.
– С волками было бы проще его найти, - Андрей пришел к вполне естественному выводу. – Думаю, напрасно мы не взяли собак, – прибавил он, помедлив.
– Собаки боятся вампиров, - возразила Полина.
“Похоже, в Волочаровске все разговоры ведутся обо мне. Такой популярности я не знал и в Петербурге”.
Не могу объяснить,что на меня нашло в тот момент, это было нечто непознаваемое. Я прыгнул на Полину, сбил ее с лошади. У меня было время – секунды две на то, чтобы перегрызть ей горло, но я отпустил ее и побежал в лес, рассчитывая на погоню. Предположение оправдалось. Андрей “клюнул на удочку” и кинулся за мной.
Я увел его подальше от Полины, оставшейся стеречь лошадей, в непроходимую чащу, где невозможно было не заплутать,и другой стороной вернулся к охотнице.
Полина ждала нападения. Привязав лошадей к голой сосновой ветке, она стояла на узкой поляне, выбранной с учетом возможности для маневра в бою. Самой высокой растительностью вокруг ңее были небольшие кустики и молoдь деревьев.
Напряженно осматриваясь, Полина сжимала в правой руке осиновый кол с серебряной рукоятью, где скрывалось острое лезвие, смоченной ядовитой смoлой. Заговоренная древесина была крепче стали, сломать кол было практически невозможно. Оружие охотников я изучил по книжкам и на наглядном примере, а вот сражаться с полукровками пока не доводилось. Признаюсь, мне было интересно испытать их возможности.
От собратьев я слышал, что охотники быстры, но высoкая скорость сильнее выматывает их, чем нас. Однако у меня не было времени (да
