Должна признаться, это было отчасти приятно. Как будто бабушка расчесывала меня перед тем, как заплести на ночь. Успокаивающе.
Я подняла руку. Дорожное покрытие стерло кожу вплоть до предплечья. К счастью, я перестала истекать кровью к тому времени, как появились мальчики-дампиры и увезли меня оттуда в джипе. К тому моменту я уже покрылась струпьями, спасибо Господи. Когда я пройду становление, то смогу исцеляться так же, как они — на ускоренной перемотке, избавляясь от повреждений, как утки стряхивают воду.
Хотя прямо сейчас я застряла с отстойным человеческим исцелением.
— Ох! — Натали была полна сочувствия. — Хорошо, что у тебя не останутся шрамы.
У Кристофа были шрамы. Жар снова поднялся к щекам.
— Да, это было бы дерьмово, — пробормотала я.
— Должно быть, их распалило то, что оборотни пришли туда первыми. Я слышала, что команды, которым удалось попасть внутрь клуба, заполнили его. Пятнадцать носферату! Слава Господи, тот, кто преследовал тебя был...
— Молодым и неряшливым? — пятнадцать? Господи! Я дрожала. Я видела только шестерых. — Кристоф был слишком тактичным, чтобы сказать это.
— Впервые он был тактичным, — она улыбнулась. Я увидела вспышку белых зубов. — Я слышала, что тот, который достался тебе, был очень злым.
— Откуда ты знаешь такие вещи? — но я знала. Она нравилась Спиннингу. Он становился очень странным, когда она оказывалась рядом.
Ее лицо скривилось.
— Воздух сам приносит мне сообщения, — послышался низкий, могильный стон. — Ууууууу-УУУУ-ууу!
Я фыркнула и засмеялась, прикрывая рот рукой. Она продолжала расчесывать волосы, и когда распутывала очередные колтуны, то без остановки проводила расческой от корней до кончиков.
— Теперь завяжем косу и уложим тебя. Я пошлю за теплым молоком. Просто чтобы успокоить нервы, — мягкие и приятные, ее пальцы скользили по волосам, как расческа. Она была старинной, с серебряной задней частью, вероятно, Викторианской эпохи. Интересно, принадлежала ли она моей маме, как малайки.
После рассвета золотой поток солнечного света пройдет через окна в крыше, заливая полки и мягкое сияние деревянного пола. Книги принадлежали ей, кровать тоже была ее.
Я не возражала. Иногда я брала книги с полок и просматривала их. У некоторых на краях имелись пометки, синие чернила постепенно выцветали. Это были учебники и исследования об Истинном мире, и теперь все они стали моими.
После стольких лет, не имея ничего от мамы, кроме фотографии в папином бумажнике и банку для печенья, это было немного подавляющим. Я скучала по папиным и своим старым вещам, но иметь мамины вещи... это было прекрасно, и в то же время не очень прекрасно. Потому что у меня было такое ощущение, будто со всеми ее вещами, я уже не была той девочкой, которая путешествовала с папой. Я была кем-то другим. Возможно, тем, кем бы стала, если бы мама не умерла.
Если бы ее не убили.
Пальцы Натали были быстрыми и ловкими. Она заплела весь мой беспорядок за полторы минуты, и из ее косы не торчали волосы, в отличие от моей. Нет, когда она заплела, прическа держалась. Еще один из ее многих талантов. Я могла бы ненавидеть ее за это, если бы она не была такой классной.
Послышался стук в дверь. Натали отпустила косу. Пока она пересекала комнату, она вытащила свой Глок, держа его низко и наготове. Она фыркнула, когда скользнула мягкими, босыми ногами по полу.
Даже когда она открыла дверь, ее плечи не расслабились.
— Обслуживание номеров, — сказал он приятно. — Ты хорошо заботишься о ней, Скайрана.
— Я здесь для этого, — Натали положила оружие обратно в кобуру и взяла поднос. — Ты попросишь у леди разрешения войти, Рейнард?
— Смею ли я? — он грустно улыбнулся, и я коснулась окрашенной поверхности туалетного столика. Пробежала пальцами по тяжелому, серебряному гребешку, деревянный ящик был обшит дорогой тканью. Я чувствовала, что разложить здесь свои вещи было бы кощунством. — Если леди так расположена, мадемуазель.
— Очень хорошо, ты следишь за своими манерами, — Натали бойко развернулась на пятках и двинулась прочь. — Закрой дверь, ладно? Сюда, Дрю. Твое теплое молоко. И смотри, сахарное печенье! На кухне думают, что ты заслуживаешь немного удовольствия.
— Сахарные печенья? — это оживило меня. Молоко и печенья, как будто мне снова пять лет. Сегодня вечером я не возражала против этого. Это было практически... успокаивающе. Думать, что здесь я наконец была в безопасности. В конце концов.
— Думаю, что шоколадная стружка была бы лучшим выбором, но на кухне, очевидно, были другие идеи, — Нэт усмехнулась, показывая свои белые зубы.
— Я даже не буду спрашивать, кто готовит это, — хотя мне всегда было интересно. Что было позади той маски вздымающегося пара, который скрывает интерьер кухни?
— Ты не хочешь знать, — Кристоф тихонько закрыл дверь. — Сломленный уложен спать. Он удивительно сговорчив. Стоит Роберту произнести твое имя, как он слушается, как ягненок.
Спиннинг медленно узнавал Пепла, и, казалось, они ладили. Дибс все еще отказывался ходить рядом с Пеплом, если только он не был ранен, и многие другие оборотни, казалось, чувствовали в значительной степени то же самое.
Все ждали, что он сойдет с ума и начнет убивать людей. Или убежит обратно к Сергею.
Натали практически задрожала. Туалетный столик был достаточно большим, поэтому она поставила поднос на него, отодвигая расческу и гребешок к зеркалу.
— Господи!
— В самом деле, — но Кристоф смотрел на мое отражение в зеркале. — Как ты?
Я пожала плечами. Когда он смотрел на меня, было такое ощущение, будто он забыл о Натали, которая стояла в комнате. Я не могу объяснить это, но если когда-нибудь это случиться с вами, вы узнаете. Как будто кто-то пытается заглянуть под вашу кожу, как будто вы одни, и не важно, кто еще находится в комнате.
Как будто они не видят никого кроме вас, даже в толпе.
Я потянулась к чайнику, который находился на подносе, но Натали опередила меня. Она наливала, делая длинный, глубокий вдох.
Потому что оборотни могут учуять яд. В большинстве случаев.
Я закатила глаза. На подносе стояли три маленькие фарфоровые чашки, но я могла поспорить, что Кристоф не будет пить теплое молоко.
Хотя он удивил меня, когда наклонился через мое плечо и схватил печенье. Порыв запаха яблочного пирога был успокаивающим. Если бы он был здесь, то со мной бы ничего не произошло.
— Не плачь. Если тебя тошнило, то никто не видел этого. Ты немного бледная и пахнешь старой кровью и смирением, а не свежим душем и страхом. В целом, ты отлично воспринимаешь все.
Это комплимент? Что сказать? «Вот здорово, спасибо»? Я взяла печенье. Идеально круглой формы, идеального золотого цвета, идеально подрумянено снизу. Было классно укусить его и разрушить идеальность. Никакого жира, я чувствовала настоящее масло и кристаллики сахара.
— Да, — мой желудок запротестовал, но сейчас будь я проклята, если позволю кому-либо узнать, что я чувствовала тяжесть. — Полагаю.
— Господи, Рейнард, насколько ужасным ты можешь быть? — Натали махнула на него обеими чашками. — Уйди. Сядь там и дай ей попить молока!
Вот еще одна причина, по которой она мне нравилась. Кристоф не был таким напряженным, когда она находилась рядом. Она как будто была слоем изоляции и командовала им с такой дерзостью, которой я завидовала.
Кристоф усмехнулся, показывая достойные кино сверкающие зубы, и взъерошил пальцами макушку головы, прежде чем взял еще одну печенюшку и отступил к кровати. Где он сел так, будто вся кровать принадлежала ему, и снова стал смотреть на меня.
Я закатила глаза. Натали тряслась надо мной, пока я не съела печенье и не выпила достаточно молока, чтобы удовлетворить ее. Она бродила по комнате, приводя ее в порядок, пока я сидела и водила пальцами по краю туалетного столика, и когда она вернулась, чтобы забрать поднос, я попыталась не выглядеть так, будто испытывала облегчение.
Иногда, когда она баловала меня, у меня усиливалось чувство того, что я не принадлежала этому месту. Как будто кто-то вошел в комнату и сказал мне, что здесь какая-то ошибка, и не могла бы я, пожалуйста, уехать прямо сейчас. И я оказалась бы на улице, за пределами Школы, или сидела бы в том ресторанном дворике, в торговом центре, в Дакоте, дрожа и пытаясь придумать, что делать дальше.
— Я вернусь ровно в пять часов вечера, — она бросила Кристофу многозначительный взгляд и подмигнула мне. — Веди себя хорошо.
Он вяло махнул рукой. Натали отступила, серебряное платье было переброшено через руку, а тяжелый поднос балансировал на другой руке так, будто он был сделан из бумаги. Я съела последнее печенье и передвигала расческу и гребень.
Нэт закрыла дверь. Кристоф соскользнул с кровати и прошел по покрытию из твердой древесины. Он приоткрыл дверь, постоял так некоторое время и кивнул. Хотя он не закрыл дверь на защелку, просто отступил к кровати и снова опустился на нее с легким, но очень удовлетворенным вздохом.
