Бабушка Люда приехала в животноводческий колхоз в конце шестидесятых годов, когда будучи молодым специалистом ветеринаром получила распределение. Там же, в Старожигулёво вышла замуж за учителя математики, прибывшего просвещать сельских детишек.
Баба Люда и дед Миша незаметно для себя прижились в молодом богатом колхозе, обросли собственным хозяйством, родили дочь Машу — маму Есении. Жили, как говорят, душа в душу, в любви и согласии.
Деда нет на свете уже почти десять лет, а глаза бабули всё ещё туманятся от нежности при воспоминании о нём.
— Вот это любовь, я понимаю, — вздыхает, бывало, бабушкина соседка тёть Зина, когда за общим столом неизменно всплывает разговор о покойном Михаиле.
Тёть Зина знала, о чём говорила — сама-то всю жизнь мучилась со своим непутёвым мужем алкоголиком. Мелкий и тщедушный, он умудрялся доставить столько проблем, что супруга только за голову хваталась, да шла в аптеку за очередным пузырьком успокоительных капель.
Бабуля всегда соглашалась с соседкой — семейная жизнь у неё была счастливой, грех жаловаться. Одна беда — рано ушёл Миша. Ему бы жить да жить, но у судьбы свои планы на каждого из нас.
Есения печально вздохнула, вспоминая грустную улыбку на бабулином лице. Такое, тщательно маскирующее внутреннюю боль, выражение появлялось каждый раз, когда бабушка смотрела на фотографию своего ненаглядного Миши или перебирала его личные вещи.
Несмотря ни на что, Есения была рада за бабушку. Не каждому выпадает такое счастье — годы, полные любви и заботы. И если бы ей предложили на выбор долгую семейную жизнь с дебоширом-алкоголиком или короткую с любимым человеком, она бы, не сомневаясь, выбрала второе.
Дорога до деревни заняла всю первую половину дня и к Старожигулёво подъезжали уже после обеда. Солнце щедро заливало горячим маревом деревеньку, теснившуюся между крохотной станцией и старым лиственным лесом.
Громко загудев, от платформы отошла электричка и поползла в сторону города.
— Ивэн, смотри — поезд. — Зеркало заднего вида отразило спящего ребёнка. Дорога длиной в восемь часов утомит и взрослого, что уж говорить о годовалом пупсе. — Ну вот, — Есения перешла на шёпот, — такое зрелище пропустил. Между прочим, тут электрички не каждый день ходят.
Мальчик причмокнул губами во сне и повернул голову в другую сторону, удобнее устраиваясь в кресле.
Машина проехала дальше, объезжая станцию по кругу и съезжая с асфальта на грунтовку. Ещё минут пять по накатанной лесной дороге и, считай, приехали.
Ивэн беспокойно хныкнул во сне.
— Терпи, мелкий. Почти приехали. Это ещё что такое?!
Последняя фраза предназначалась не ребёнку, а неожиданно выросшему за поворотом опущенному шлагбауму. В прошлом году этого сооружения здесь не было и Есения не видела никаких причин для его появления. В полузаброшенном поселении, откуда молодёжь массово выезжала сразу после окончания школы и возвращалась только для того, чтобы сплавить внуков престарелой родне на лето, не было ничего важного и секретного. Или за год в Старожигулёво построили военную базу?
Мысль об объекте военного назначения подтвердили трое мужчин выдающейся наружности, неторопливо вышедших из капитального домика охраны на встречу машине. Все, как на подбор, высокие, крепкие и весьма суровые на вид. Тренированные тела мужчины прятали под камуфляжной формой, головы прикрывали такими же кепками цвета хаки. И смотрели так, что срочно хотелось хоть в чём-нибудь покаяться.
"Точно, вояки. И что они у нас тут забыли?"
Мужчины подошли ещё ближе, заглядывая в окна машины и Есения немного опустила стекло. Выходить из относительно безопасного салона она не хотела.
— Добрый день. Мне нужно проехать в деревню. — как можно спокойнее произнесла девушка и выжидающе посмотрела на одного из мужчин, стоящего вплотную к машине.
— Добрый. А вы к кому едете? — мужчина ответил и нахмурился, склоняясь ниже.
— К бабушке.. — Есения растерялась, наблюдая за странными действиями незнакомца. Казалось, ещё чуть-чуть и он прижмётся лицом к стеклу водительской двери.
Два его сослуживца тоже подобрались вплотную и теперь все мужчины сгрудились возле её двери и нависали, тесня друг друга плечами.
— Вы не могли бы выйти из машины? — попросил один из военных.
— З-зачем это? — Выходить совсем не хотелось, и вся эта ситуация начала сильно напрягать Есению.
Мужчины переглянулись, обменялись кивками, двое из них развернулись и скрылись в домике. Остался лишь тот, который подошёл первым, но и он сделал несколько шагов назад.
— Выйдите, пожалуйста. Это простая формальность, вам нечего бояться. Мы охраняем посёлок и нам нужно посмотреть, что у вас в багажнике.
Есения выдохнула.
"Вечно мне мерещится всякая ерунда на ровном месте. Они всего лишь выполняют свою работу, а я их уже в маньяки записала. Ведь у нас даже при въезде на парковку торговых центров просят открыть багажник".
Вынула ключ из замка зажигания, открыла дверь и вышла из машины. Подняла крышку багажника и жестом показала — иди, мол, смотри. Мужчина подошёл ближе, заглянул в забитое сумками пространство и поинтересовался:
— В гости?
— Да, к бабушке.
— Надолго к нам?
— Как получится, — неопределённо повела плечами Есения. В салоне завозился и захныкал Ивэн. — Простите, всё в порядке? Я могу ехать?
— Сын? — с улыбкой спросил мужчина, но глаза его при этом выражали совсем другие эмоции, от которых Есении стало не по себе. Колючий, испытующий взгляд буквально полоснул по натянутым нервам и девушка непроизвольно опустила плечи, съёживаясь и отступая от мужчины.
— Мне пора, — пробормотала девушка, захлопнула багажник и, замирая от страха, спряталась в машине. Поворачиваться спиной к странному охраннику было неприятно, но не пятиться же задом?
Шлагбаум медленно поднялся, открывая путь к деревне и Есения сразу же тронулась с места, а мужчина так и остался стоять посреди дороги, провожая автомобиль задумчивым взглядом.
***
— Бабуль, а что у вас тут за военные появились?
После получасовых причитаний и восторгов принимающей стороны, Есению с Ивэном усадили за стол и теперь усиленно угощали "в-городе-таких-не-бывает" пирогами, "где-вы-ещё-такую-попробуете" крольчатиной и прочей домашней едой. Бабушка Люда отобрала протестующего Ивэна у внучки, устроила у себя на коленях и, не забывая нахваливать каждый кусочек, кормила мальчишку.
— Смотри, Ванечка, какая картошечка! Чистый мёд! Своя уже, молоденькая, можно прям с кожурой есть. Ну что ты ворочаешься? Ишь, ворочается он! Я эту картошку в апреле ещё под плёнку сажала, чтобы, значит, поскорее молоденькой полакомиться. Давай ешь, дитина. А то ишь, светишься весь, прям прозрачный. Не кормили тебя совсем, а?
Ивэн хлопал глазами, разглядывая незнакомую странную женщину, и страдальчески косился на смеющуюся Есению.
— Ты лучше не перечь бабушке Люде. От неё ещё никто голодным не уходил.
Ивэн, безапелляционно наречённый баб Людой "Ваняшкой", хоть и без восторга, но рот послушно открывал.
— Вот молодец! Кушай, Ванечка, кушай.
— Ба, так что там с военными?
— С какими военными? — бабушка промокнула льняным полотенцем "Ваняшке" рот и умильным голосом спросила: — А компотик будешь? Вчера наварила пять литров из сушёной вишни. Будешь? — И, не дожидаясь ответа, налила в большой двухсотграммовый стакан густо-красный ягодный настой.
— Да у вас тут на въезде, в лесу возле станции КПП поставили. Шлагбаум, будка, охрана. И, пока ехали к тебе, на соседней улице, возле магазина видела двух незнакомых мужчин. По виду военные. Ну знаешь, выправка строгая, да и сами… строгие какие-то.
— Ааа, ты про этих… Это не военные, вроде, но ты не беспокойся, нормальные ребята. Появились у нас прошлым летом, это было когда ты уехала уже. Сначала одна семья участок купила, быстро дом построили и сразу заехали. Потом ещё одни. Помнишь, дом, где Грибниковы жили? Тёть Шура померла лет пять как, а участок стоял никому не нужный. Прогуляйся как-нибудь мимо, посмотришь, чего понастроили. Там такой домина в два этажа теперь стоит, любо-дорого посмотреть.
