Проглотив горький комок эмоций, я открыла дверь и вошла внутрь, заперев её за собой. На столике в прихожей горела лампа, освещая гостиную справа — комнату, которой законно никогда не пользовались, и библиотеку из вишнёвого дуба слева. Я слышала какой-то разговор, доносившийся из гостиной в задней части дома, по другую сторону кухни.
Я бросила ключи на стол и зашагала мимо лестницы, каблуки, которые я любила называть своими стриптизерскими ботинками, стучали по деревянному полу, когда я вошла в столовую, ещё одно место в доме, которое почти не использовалось. В кухне было тихо, над шкафом горел свет, освещая серые и белые кварцевые столешницы.
Пройдя под круглой аркой, я оказалась в гостиной в задней части дома. Одна стена целиком состояла из одних окон, выходивших на крыльцо и двор. Шторы были опущены, и горела керамическая лампа. На экране телевизора были мои любимые «Очень странные дела», в данный момент Дастин пытался заманить в подвал детёныша Демогоргона. На круглом кофейном столике стояла огромная миска «Lucky Charms» с талисманами удачи. Я знала это, потому что рядом с миской стояла пустая коробка. Молока не было. И это выглядело так, будто из хлопьев были выбраны все красочные зефирки.
Снова.
Я вздохнула, пересчитывая пустые банки содовой. Четыре. Я понятия не имела, как вообще можно потреблять столько сахара и не впасть в диабетическую кому.
Крутанувшись, я осмотрела обычные тайники: за подушками и под кофейным столиком. Комната была пуста.
Взяв пульт, я выключила телевизор и схватила миску с хлопьями. Я принесла её обратно на кухню и поставила на стойку, прежде чем вернуться и взять пустые банки из-под содовой. Я выбросила их в мусорную корзину, всё это время я не думала ни о том, что сделала сегодня вечером, ни о Принце, ни о том, как болит моё горло. Закончив с уборкой, я прошла через узкий коридор, вдоль стен которого висели фотографии мамы и меня, а также более старые — моего отца. Вернувшись в фойе, я ещё раз проверила запертую дверь.
Это всё равно не слишком безопасно.
Устало поднимаясь по лестнице, я заметила крошечную туфельку размером не больше половины моего мизинца, стоящую на ступеньках. Остановившись, я поискала другую туфлю, но не увидела её и решила оставить эту туфлю на ступеньке, потому что поняла, что она была там не просто так.
Свет в коридоре наверху уже горел, поэтому я выключила его, когда дошла до конца коридора, а затем закрыла за собой дверь спальни.
Чувствуя себя на несколько лет старше своего возраста, я пересекла тихую комнату и вошла в то, что раньше было маленькой детской, но уже давно превратилось в гардеробную.
Началась рутина, по возвращению Брайтон Джусье. Я наклонилась и начала расстёгивать ботинки. Сбросив их, я протянула руку и провела пальцами по волосам, найдя дополнительные заколки для волос, которые я использовала в качестве меры предосторожности. Я вытащила их и бросила в стеклянный поднос, стоявший на высоком столе в центре комнаты. Сняв парик, я положила его на пластмассовую подставку для головы манекена, а затем сняла шапочку, которая помогала держать мои волосы плоскими. Я понятия не имела, как заплетать косу, поэтому сделала низкий пучок. После того, как ещё полдюжины булавок присоединились к остальным на подносе, мои волосы свободно спали на плечи. Кровь ударила мне в голову, и я закрыла глаза, наслаждаясь покалыванием.
Подняв руки, я смотрела вверх, снимая контактные линзы, которые изменили цвет моих глаз на голубой. Я положила их в специальный контейнер.
Платье соскочило следом, отправившись прямиком в мусорное ведро. Я никогда не надевала их дважды. Я просто не могла заставить себя сделать это, потому что даже если это платье было блестящим и сексуальным, оно всегда будет напоминать мне о Тобиасе и его ледяных прикосновениях. Это всегда будет напоминать мне о том, как я впервые увидела его и почему выследила.
Раздевшись, я натянула пушистый халат и босиком поплелась обратно в ванную.
Я включила душ, позволяя пару начать заполнять комнату. Потребовалось две салфетки, чтобы стереть всю косметику с моего лица, и через несколько мгновений это уже было моё лицо, смотрящее на меня в зеркало.
Светлые волосы мягко спадали вокруг щёк, ставшими розовыми после умывания. На коже под глазами залегли слабые тени, напомнившие мне мою мать. Мои глаза были большие и коричневые. Кто-то однажды назвал их глазами лани, и я думаю, что они могли бы предположить, что мой взгляд мог напоминать взгляд оленя в свете фар. Прямо сейчас так и было. Я смотрела на себя так, словно ничего не узнавала в своём лице. Мой взгляд опустился ниже, к приоткрытым губам, а затем ещё ниже.
Бледно-голубые отметины образовались по обе стороны моего горла.
Даже не пытаясь это сделать, я услышала звук, который издал Принц, когда откинул мою голову назад. Поглаживая пальцами едва заметные синяки, я гадала, видел ли их Принц. Так вот почему он… зарычал?
Что, чёрт возьми, Принц делал во «Флаксе»?
И я не могла не удивляться, почему он не ударил меня в ответ. Он мог бы это сделать. Я ударила его ногой. Замахнулась на него стулом. Ударила его, и всё, что он сделал, это удержал меня, а потом велел уйти. Он был очень зол, в этом я была уверена, но он не пытался причинить мне боль.
Пар пополз по зеркалу, размывая моё отражение, когда я убрала руку от горла. Когда я вышла из комнаты, на втором этаже не было ни одного Фейри. Диваны и кресла были пусты. Там даже не было видно ни одного человека. Принц что-то сделал с Фейри.
Я не думаю, что он их предупредил.
Он их убил, и это имело смысл. Как и тот факт, что частые гости «Флакса» были Зимними Фейри — врагами Летнего Двора и людей. А вот то, почему он искал Тобиаса — бессмысленно.
Я знала, почему была там. Точно так же, как я знала, что вернусь во «Флакс», потому что в конце концов появятся оставшиеся два Фейри. Они всегда так делали, и я сделаю то же самое, что и сегодня вечером. Прослежу за ними. Изучу их привычки. Ударю быстро и уберусь оттуда, надеюсь, без появления Принца. Я убью их или умру, пытаясь это сделать, и есть хороший шанс, что это произойдёт, потому что один из двух оставшихся Фейри был Древним.
И он был самым жестоким, самым сумасшедшим.
Я вздрогнула и схватилась за раковину. Закрыв глаза, я глубоко вдохнула и задержала дыхание за секунду до того, как слишком знакомая мысль рванулась вперёд, отбрасывая всё остальное.
Я стала не той, кем хотела быть.
Преследовать Фейри и ставить себя в смехотворно опасное положение — это делала уже не та я, какая была раньше. Это похоже на тот идеал, к которому я стремилась, но то, кем я стала, было какой-то извращённой версией этого.
Быть поглощённой жаждой мести — необычное чувство, которое я никогда не думала испытать, но я уже погрязла в нём по колено и не собиралась выходить в ближайшее время.
Раньше я была женщиной, которую едва могла вспомнить. Когда-то я думала, что моя жизнь изменилась, когда мне было двенадцать лет, и что она никогда больше не будет такой ужасной. Я глупо полагала, что каждый человек имеет право на то, какую трагедию он переживёт, и я уже получила свою справедливую долю. Мой отец умер при исполнении служебных обязанностей, как и многие члены Ордена, прежде чем я успела хоть что-то запомнить об этом человеке. Моя мама была жестоко избита, но выжила, чтобы никогда больше не быть на сто процентов прежней. И я видела, как умирают друзья в битве с Фейри, и наивно, глупо думала, что мы свободны, потому что как могло случиться что-то ещё со мной или моей матерью? Мы пережили достаточно трагедий, чтобы хватило на всю жизнь. Бог не мог быть настолько жесток, чтобы нанести ещё один сокрушительный удар по душе.
Я была так неправа.
Вспоминая ночь нападения, я подумала, не ошиблась ли я в том, почему мама так нервничала. Может быть, это и не было признаком того, что у неё вот-вот начнется очередной приступ. Может быть, это был какой-то первобытный инстинкт, подсказавший ей, что произойдёт той ночью. Что, если она знала, что это были последние часы её жизни?
