— Сейчас не засыпай, принесу чай, — хрипло прошептал на ухо.
— А если я умру? — опустилась на кровать со стоном.
— Не получится у тебя умереть, уж прости, — накинул на меня одеяло и ушел в кухню.
Я полежала немного, пялясь на камин. Нет, все-таки мне было страшно. Просто я второй день сталкиваюсь с вероятностью смерти, и, видимо, устала о ней думать. Но страх никуда не делся. Теперь же хотелось жить до одури. И этот пляшущий огонь перед глазами, запах мяты, смятой мокрой простыни и постели казались новой точкой, вторым местом рождения…
— Мне кажется, ты преуменьшаешь угрозу моей жизни, — скосила глаза на Медведя.
— Угрозы уже нет, — подтянул он табурет и поставил на него чашку. — Ягоды прибрежника снимают воспаление, кора пирты успокаивает…
— Это же наркотик! — подскочила я.
— Жить будешь, — нахмурился он, сужая на мне глаза. — Он даст время между подъемом температуры.
— Он дает чувство эйфории и… ложного принятия ситуации!
— Да откуда ж ты такая умная взялась? — оскалился.
— Тебе на голову, чтобы не считал всех идиотами! — выпрямилась, не заботясь о наготе — наоборот, его взгляд наливался особой искрящейся тяжестью, когда он цеплялся им за мою грудь.
— Ты кажется совсем долг не собираешься отдавать. Не учили благодарности?
— А чем мы тут с тобой занимались недавно? Разве не отдачей долгов? — повышала я голос.
— Ты сказала, что только увеличивали твой. — И ни один мускул на лице не дрогнул, только глаза ярко иллюстрировали то, что он думает о моем мнении и куда я могу его закопать.
Посчитав разговор законченным, он сунул мне чашку с терпким медовым запахом. Чтобы маскировать остальные.
— Не буду я больше ничего пить! — вздернула нос.
— Сейчас тебе снова станет плохо, и тогда я пойду искать свой заварник, кипятить ему носик и смазывать маслом…
— Пошел ты в…
— Именно туда, — прорычал. — Пей!
— Хотя бы скажи, что тут! — неожиданно для себя перешла к переговорам.
— Куркума, перец и пирта!
— Снова!
— Дана, не буди во мне зверя — некому тебя будет заматывать в простыни!
Я обхватила чашку, злобно засопев… поставила обратно и принялась прикрывать грудь простыней, чем заслужила взгляд, полный призрения от Медведя. Когда я сделала глоток, у него аж плечи опустились.
— Почему не заведешь лекарств?
— У меня есть лекарства, — поднялся он и направился к камину, — но с ними ты будешь болеть долго.
11
— Ты меня убьешь, — покачала головой, закатывая глаза. — Откуда ты знаешь. А вдруг у меня аппендицит…
— При отсутствии клинической картины? — кинул на меня взгляд через плечо.
— Всякое бывает, — пожала плечами. Кора пирта меня и правда немного примиряла с обстоятельствами. — А вдруг… почки воспалились?
— Ты не пахнешь так, будто у тебя что-то воспалилось, — вяло огрызнулся он. И только тут до меня дошло, что он тоже не ел и не спал.
— Ты чувствуешь запах того, чем я болею? — моргнула я ошалело.
— В общих чертах. — От его усилий из камина летели мелкие искры, тая в воздухе. И так ему шел этот антураж, что глаз было не отвести. — Ты пахнешь нормально. Просто иммунитет сдался, когда адреналин перестал бить ключом.
— Ты точно мне все ингредиенты назвал?
— Нет, — даже не обернулся он. — Мне нет смысла тебя убивать или накачивать наркотой. Ты мне еще должна, помнишь?
— Не даешь шанса забыть, — проворчала я из чашки и сделала большой глоток. Было вкусно. Мед, лимон, мята так приятно согревали горло, немного горчила куркума на языке. Я замоталась в одеяло и подоткнула подушки под спину, наслаждаясь. Чертовы травки почти убедили меня в том, что все просто зашибись! Тепло, уютно, вкусно поят, а из кухни чем-то так пахнет, что слюной можно захлебнуться! Я усмехнулась презрительно и уткнулась носом в чашку — не собираюсь я вестись на твои запахи! Сказала же, что у меня забастовка! И ведь даже сморило почти в сон, только я вдруг подскочила от того, что желудок просто сводит требованием еды. Запах же стал совершенно беспощадным, способный мертвого поднять! Кажется, картошка и, скорее всего, мясо… Звук жарящейся еды и возни на кухне терзал безжалостно и без того потрепанные нервы. Вот изверг! У меня аж в глазах потемнело от спазма в желудке!
— Дана, — донеслось до меня, — футболка чистая на стуле.
— Что? — Сил как назло становилось все больше, но усиливающаяся дурнота и чувство голода доводили до паники. И тут меня осенило — секретные ингредиенты в чае! Даже футболку мне приготовил!
Я кое-как выпуталась из одеяла, натянула футболку и по стеночке поковыляла на адские звуки.
— Ты… — выплыла в гостиную и едва не задохнулась от дикого зрелища. Сезар как раз вываливал из сковородки золотистые кусочки мяса с травами. Кажется, розмарин… А еще чеснок… — Ты что-то добавил в чай! Я теперь с голоду умираю!
— Тебе не впервой умирать, — бросил на меня взгляд он. — Ты сутки не ешь уже… Я при чем?
Вариантов было немного — расплакаться и устроить истерику, но я была не особо сильна в таком перфомансе. Можно еще подхватить ружье, что так и стояло у стены, но оно тоже его не сильно впечатлило в прошлый раз. И оставался третий — усесться за стол и признать поражение. На мой взгляд в данной ситуации самый достойный.
— Может, еще афродизиак какой подмешал? — растеклась я по стулу, вжимая впалый живот в край стола, чтобы не так сильно урчал.
— Дана, тебе и без афродизиака хорошо, — усмехнулся он, снимая с огня кастрюлю. — Ты просто признаться в этом себе не можешь. Давно не было хорошего секса?
— Да прям, — скривилась я. — Регулярно!
— Врешь ты хуже меня. — Он сгреб чеснок в чеснокодавку и щедро выдавил его в вареный картофель, пышущий паром. Я сглотнула тяжело вязкую слюну.
— Сезар, дай уже еды, а? — проскулила я. — И потом я продолжу с тобой занимательную беседу.
— Потом мы с тобой продолжим махать мокрыми простынями, — серьезно отозвался он. — Картошку будешь?
— Все буду, — процедила.
— Ну вот так бы сразу.
Когда он поставил передо мной тарелку, я даже прослезилась — так это выглядело сногсшибательно! Три желтых картофелины и кусочки белого мяса в каком-то сладковатом соусе. Я зажмурилась, перекатывая его на языке, и блаженно вздохнула:
— Умеешь ты ломать волю…
— В этом месте благодарные люди хвалят еду, — поставил свою тарелку, усаживаясь напротив.
— Я хвалю твою находчивость и познания в травках тяжелого действия.
— А ты откуда знаешь про их действие? — поинтересовался благосклонно.
— Я же на химфаке учусь. А ботаника — моя страсть.
Он промолчал, но мне было плевать. Еда была непривычной — слишком простой, но от этого не менее вкусной, чем то, что я привыкла есть. Я едва не урчала от того, как кусочки мяса тают на языке, поджимая пальцы от удовольствия.
— Кофе можно? — обнаглела вконец.
Сезар вперил в меня мрачный взгляд, медленно жуя, но снова не снизошел до ответа. Видимо, его лимит светской любезности сегодня был давно превышен, да и то потому, что месяц ни с кем не говорил.
— А как ты думаешь, за что все таки тебя замкнуло в звериной ипостаси?
— Дана, я не хочу говорить на эту тему, — хмурил он брови, глядя в тарелку.
Вообще создавалось впечатление, что терпит. А меня несло, как ребенка, которому жизненно важно разведать границы и пределы, за которыми рванет.
— А на какую хочешь?
— Никакую не хочу.
— Хорошо. А алименты обсудить хочешь?
Он вздернул вопросительно бровь.
— Что ты так на меня смотришь? — и я облизнулась.
— Пытаюсь понять, как ты можешь есть и говорить одновременно, — устало охрип его голос. — А с алиментами у тебя ничего не выйдет, если только противозачаточный имплант у тебя под лопаткой не просрочен.
12
Я даже жевать перестала, замирая.
— Откуда ты… — начала, но осеклась. — Его же не видно.
