- Ольвия, - буркнул он, далеко не сразу. – Ее зовут Ольвия.
- Вам и это известно? - удивилась я.
- Еще бы мне не было известно о матери единокровного брата! – хмыкнул Гергис, не оборачиваясь.
- Что?! – по спине пробежала ледяная дрожь. – Вашего брата?
- Перестаньте, Лери. Вы очень старательно изображаете удивление, но у вас плохо получается. Чтобы понять это, не обязательно даже видеть ваше лицо. Это тайна, которая ни для кого не тайна. У меня не меньше десятка таких братьев и сестер. Мой отец всегда отличался пристрастием к женскому полу.
- Так же, как и вы, принц? Интересно, сколько незаконных детей у вас?
Это вырвалось внезапно, само собой, и я невольно сжалась, ожидая резкого окрика или, возможно, даже пощечины. Но Гергис только пожал плечами.
- Понятия не имею. Отец знает обо всех своих отпрысках. Я – нет.
- И вы настолько легко в этом признаетесь?
Он неожиданно остановился, так, что я едва не налетела на него. Обернулся, посмотрел в упор.
- Я не могу изменить того, что осталось в прошлом, Лери.
- В прошлом? Хотите сказать, что-то изменилось в настоящем?
- Не буду вас в этом убеждать. Все равно не поверите. Пойдемте. Ваши башмаки наверняка промокли. Не хватало только, чтобы вы простудились перед путешествием. Отец болен, возможно, нам придется выехать раньше, чем я рассчитывал.
Промелькнула надежда, что Кэрриган с матерью не узнают об этом. Ведь не всеведущая же она! Мы не встретимся, и план сорвется.
Однако я тут же поняла, что думать так слишком наивно. От своей цели они не откажутся. Не сейчас, так позже. Не так, значит, иначе.
Болото расстилалось во все стороны, насколько хватало взгляда. Ярко-зеленый мох, высокая трава с пушистыми венчиками, окна темной воды и лишь местами чахлые деревья. И жирно-черная лента узкой тропы под ногами. Разумеется, я не помнила этого места, но все то же тайное подсказывало: оно мне знакомо. Теперь я понимала: звездный дождь украл у меня память разума, оставив память души и тела.
- Скажите, принц, - возможно, отчаяние толкало меня на необдуманные слова, но я не могла остановиться. – А вам не кажется это опасным – столько внебрачных детей у вашего отца? Что, если кто-то захочет отобрать у вас трон силой? Убедит народ поддержать его?
- И это тоже прошлое, которое невозможно изменить, - не оборачиваясь, ответил Гергис.- Его дети.
- Прошлое – да. Настоящее – можно.
- Вы намекаете, что стоит собрать всех ублюдков отца и утопить, как котят в ведре? Либо заточить в замке Ютрей на Островах? Дорогая, история говорит, что как раз подобные действия и подбивают народ на возмущение. Тайно сделать это все равно не получится. Не лучше ли быть таким правителем, чтобы у людей не возникло желания заменить одного мерзавца на другого, причем той же породы? А еще неплохая мысль наблюдать за каждым… братцем. Чтобы им не пришло в голову объединиться. Любой пожар легче предотвратить, чем тушить, когда разгорится, не находите?
Дрожь превратилась в настоящий озноб, как при лихорадке. Разве что зубы не стучали.
Он знает? Или догадывается? Если знает, то что именно? Если догадывается, то о чем?
- А если народ решит, что другой братец все же лучше? Несмотря на незаконное происхождение? Кровь-то в нем благородная.
Гергис расхохотался, как ночная болотная птица.
- Намекаете на своего дружка Кэрригана, Лери? Что он лучше меня?
Я споткнулась и наступила себе на подол. Не удержала равновесия, попыталась уцепиться за Гергиса, но промахнулась. Нога поехала по жидкой грязи, и, нелепо взмахнув руками, я упала с тропы – прямо в черное зеркало воды, подернутое ряской. Окунулась с головой, вынырнула и тут же почувствовала, как тянут в глубину ледяные руки, стиснувшие тело мертвой хваткой.
6
- Проклятье! Лери! Руки в стороны, дотянись до травы и замри! Не шевелись, пока не скажу!
Оглянувшись, Гергис сплюнул, выругался и расстегнул ремень. Обмотал конец с пряжкой вокруг запястья, оценил длину и бросил на землю. Хоть я и упала рядом с тропой, но, вынырнув, оказалась значительно дальше, поэтому не дотянулась бы.
Выругавшись еще раз, Гергис снял плащ, скрутил его жгутом и бросил конец мне.
- Держись крепче! Постарайся поднять ноги и лечь на воду. Только медленно и плавно, без рывков. Дыши глубже, но реже.
Легко сказать! Вода была лишь сверху, а под ней – густой вязкий ил, который обволакивал меня, пытаясь затянуть вглубь. От ужаса темнело в глазах, воздуха не хватало, в висках стучали кузнечные молоты.
Он уперся в тропинку ногами, ушедшими в грязь по щиколотку, и тянул меня к себе, с усилием преодолевая сопротивление топи. Та не сдавалась, не желая отпускать добычу. Я видела, как вздулись жилы на руках Гергиса, а на лбу проступили крупные капли пота. Перехватывая плащ, он подтаскивал меня все ближе и ближе.
- Держись, Лери, еще немного! – повторял он то и дело, и я уже верила, что все обойдется.
Схватив за руки, Гергис рывком выдернул меня из воды. Точнее, верхняя моя часть уже была над поверхностью у самой тропы, а все, что ниже пояса, еще в болоте. Я хотела опереться коленом о край, чтобы помочь ему, но он крикнул резко:
- Нет! – и добавил мягче: - Не пытайся выбраться сама. Под твоей тяжестью земля может обвалиться, и тогда утонем оба. Не шевелись, я тебя сейчас вытащу.
Наклонившись и крепко держа меня за руки, Гергис пятился по дорожке задом, пока я полностью не оказалась на тропе. Носом в грязь. Впрочем, это уже не имело никакого значения. Мокрая, замерзшая, по самые уши в болотной тине – но живая!
- Вот теперь вставай!
Он помог мне подняться и… крепко прижал к себе, покрывая быстрыми судорожными поцелуями лицо и волосы, а потом впился в мои губы – жадно, сильно, почти до боли. И что-то дрогнуло глубоко внутри. И пришло оттуда же – не воспоминанием, а тайным знанием души и тела: так было и раньше.
Когда-то я хотела его и была счастлива. Так недавно – и так давно. Но все это ушло под толстую броню обиды и разочарования.
Слегка оттолкнув меня, Гергис рванул пряжку моего плаща, сбросил его на землю и дернул шнуровку платья на боку. Однако мокрая тесьма затянулась мертвым узлом. Прошипев что-то сквозь зубы, он вытащил нож и разрезал ее.
- Надеюсь, ты не очень огорчишься, Лери, - платье последовало за плащом, и я еще сильнее задрожала от холода. – Жизнь стоит десятка платьев. И не смотри на меня так. Неужели ты подумала, что я собираюсь взять тебя прямо здесь, посреди болота? Я не настолько ненормальный. Хотя ты вполне соблазнительна даже такая – мокрая и грязная. Живо снимай с себя все. Я сказал, все! Догола.
Покраснев до самых пяток, я стащила через голову рубашку, неловко расстегнула крючки корсета спереди и осталась в одной нижней повязке. Гергис в это время снял куртку и штаны и стоял, держа их в руках. Посмотрел на меня, усмехнулся и подцепил пальцем край повязки.
- Ты, конечно, не помнишь, Лери, но я видел тебя вообще без всего. И не раз. Так что избавь меня от своего глупого стеснения. Снимай и одевайся.
- А… ты? – от холода и смущения зубы начали выбивать дробь.
- Как видишь, я тоже не совсем раздет.
Вряд ли нижнее белье и сапоги можно было назвать одеждой, но спорить я не стала. Натянула куртку и штаны, отжала как могла волосы, влезла обратно в свои отвратительно мокрые башмаки. Все, разумеется, было мне велико, но зато почти сухое и теплое.
- А теперь – бегом! – приказал Гергис таким тоном, что я не рискнула спорить. – Прямо за мной, и смотри под ноги!
Он вытянул руку себе за спину, я уцепилась за нее, как на пути к дому ведьмы, и мы побежали, скользя, спотыкаясь и разбрызгивая грязь. Потом тропа стала шире, и мы бежали уже рядом, но по-прежнему держась за руки.
Дыхание сбилось, сердце колотилось где-то в горле, сквозь подступающую тошноту, и все же я хотя бы согрелась. Наконец впереди показалась поляна, где у кареты полный румяный возничий в синей одежде разговаривал с высоким худым мужчиной – проводником.
