Я встал, поморщился, словно проглотил лимон, застегнул воротник рубашки и поплелся по проходу, как приговоренный к казни, уж никак не тот, кем описал меня Арт. И без того удивленные глаза Шона превратились в пятаки. — Приятно познакомиться, Рид. Я рад, что впредь мне будет с кем соревноваться.
***
К зиме всех уже мутило от необходимости бегать на холодном ветру, и к вящей радости каждого занятия перенесли в зал. Мои навыки с каждым месяцем значительно улучшались. У меня не было таланта. Зато была напористость, ненависть и неутомимый старший брат.
Пока остальные делали первые робкие шаги, как младенцы, гуляя под стол и постоянно спотыкаясь, я экстерном проходил военную программу, перепрыгивая через несколько классов разом. Джесс натаскивал меня технически, часами тренировал до полного исступления, обучая не просто оценивать цель, видеть ее на уровне инстинкта. С тех пор я больше ни разу не промахивался. Пистолет стал продолжением моей руки, таким же как станет и нож через пару лет.
— От подъёма руки до выстрела не более десяти секунд! — произнес Джесс, пока я с точностью исполнял его команды. — Грубо наводишь на цель, пока поднимаешь руку, потом задерживаешь дыхание на полувдохе. Замри!
Он пересек комнату и поправил мою руку.
— Смотри, Ник, — сказал он, — эту ошибку совершают многие новички. Если мишень не находится ровно в прорези целика, то выравнивать ее нужно смещением головы, а не поворотом кисти.
— Почему?
— Пуля отклонится в сторону за кистью, и ты не выбьешь центр. Запомнил?
Я кивнул и тут же для закрепления повторил движение сначала.
— Джесс, я научил Арта тому, что ты мне показал на прошлой неделе, у него тоже получилось, — поделился я с энтузиазмом.
— Не стоило, — строго ответил брат.
— Почему? Если ты переживаешь, что он выдаст, то можешь быть спокоен. В нем я на сто процентов уверен.
— Дело не в том, Ник. Полковник в курсе, что я помогаю тебе, — ответил он. — Было бы слишком рискованно заниматься здесь без его личного разрешения. Просто мы отличаемся от них.
— От кого от них?
— От всех остальных.
— А как же мои друзья? — спросил я.
— Друзья сегодня есть, завтра нет. Можешь мне поверить. Семья — вот главное. У тебя есть я, больше тебе никто не нужен.
Я посмотрел на брата, так и не опуская руку с зажатым в ней учебным оружием. Я не мог не заметить, что Джесс изменился. Да, он и раньше стремился быть лучше остальных, но Эдмундс развил эту страсть до такой степени, что жажда лидерства в его глазах иногда пугала. Но осуждать его я не мог. Это же Джесс, мой брат. Тот, кто всегда делал то, что должен, а не то, что хочется. Готовый пожертвовать всем за меня. Разве я мог усомниться в нем, если у него и в мыслях не было сомневаться во мне? И я старался его не подвести. Если брат сказал стать лучшим, я безоговорочно решил им стать.
***
— Ричардс четвертое. Доувер третье. Рид второе. Молодец, Рид, быстро учишься, — размеренно зачитывал инструктор наши промежуточные результаты. — Лавант! Выйти из строя! Ну… тут фамилия говорит сама за себя.
Я сделал шаг вперед и тут же оказался под прицелом десятка глаз.
— Вот это облом, Рид! — пробежал за спиной шепот. В Эдмунде не было принято выражать восторг и радоваться чужим победам, зато проехаться по чьему-то поражению всегда пожалуйста.
К счастью, стрельба была последним занятием на сегодня, после чего мы выскочили за дверь, где в казарме нас ждали ведра с мыльным раствором и щетки, словно специально созданные для моих сбитых кулаков.
— Поздравляю с победой, Ник, — произнес Шон, принявшись тереть пол со мной рядом.
— Мне плевать, если честно. Для меня эти цифры ничего не значат. — Я вытер о штаны пену, достал из кармана корку хлеба и принялся медленно жевать. Арт периодически подворовывал с кухни, а после тренировок есть хотелось, хоть вой.
— Я просто хочу сказать, что ты действительно хорошо стреляешь. И брат твой молодец, но не жди, что я поддамся.
— Я и не жду, — лениво проговорил я, протянул ему второй кусок хлеба и добавил шёпотом, но получилось все равно громко: — Почему для тебя это так важно?
Шон ничего не сказал, молча взял ломоть и откусил половину. Пару минут он молчал, натирая пол.
— Просто стрельба — единственное, чему успел обучить меня отец, — наконец произнёс он. — Мне хочется, чтобы он мной гордился. Пусть его даже уже и нет.
— А что с ним случилось? — спросил я.
— Погиб, — пожал он плечами. — Но я как будто подсознательно всегда к этому готовился, понимаешь?
— Не совсем.
Я понял, что он имел ввиду гораздо позже. У Шона оказалась до боли похожая но мою ситуация: отсутствие семьи при вполне живом отце. Только Рид-старший спасался бегством в горячие точки, пока в одной из них не погиб, а мой молчал и пил, замкнув точку на себе, но, в отличие от меня, Шон на своего зла не держал.
— Его друзья сказали, здесь мне будет привычнее, чем в обыкновенном интернате. Так я и оказался тут. Вот все, что у меня от него осталось. — Шон протянул руку с надетыми на ней армейскими часами. Мы покидали щетки в ведра, убрав их на место, но я не успел ему ответить, потому что по казарме разнесся грубый голос брата:
— Стройся!
Я занял привычное место между Штольцем и Муром, ожидая, когда прозвучит команда «Отбой!». Обычно на эту процедуру давалось достаточно времени. Добежать до своей кровати, сложить форму, поставить обувь, забраться наверх и не шевелиться, потому что ведется счет — ровно три скрипа. Если они прозвучат, то взвод поднимается на ноги, заново строится, отжимается или выполняет еще какую-то хрень, и все повторяется заново. Огромный вклад в аттракцион вносили