ваш спутник, уже сто раз мне об этом сообщил.
— Ему бы не пришлось говорить сто раз, если бы вы прислушались к нему сразу.
— Вы отправитесь в Бэрр, эньора, — отрезал Рувар и, заметив, что мне жарко, налил в стакан воды из графина. — Выпейте.
В другое время я бы гордо отказалась, но беременным надо себя беречь, так что я взяла стакан. Ребенок дернулся в животе, и я от неожиданности уронила стакан на пол. Вода разлилась, стеклянный стакан разбился, а ребенок дернулся снова, на этот раз куда чувствительнее, и я прижала руку к окаменевшему животу.
— А вот этого не надо, — тихо предупредил капитан. — Не играйте на своем положении: вы все равно отправитесь в Бэрр.
Я перевела туманный взгляд на мужчину и почувствовала, как в глазах собираются слезы. Боль потери, камнем засевшая в груди, наконец нашла выход в эмоциях, но почему сейчас, в кабинете Рувара?
Первая слезинка покатилась по щеке, вторая… Я заплакала.
— Теперь вы плачете, — протянул капитан. — Что же вы сразу не прибегли к этим уловкам?
Уловки… уловки!
Сегодня в Тоглуане прощаются с Брадо, а я, его дочь, здесь, на границе владения, и какой-то индюк в форме смеет говорить, что я прибегаю к уловкам! Одной рукой я придерживала живот, в котором толкался мой малыш, а другую опустила на стол, и от нее по нему, прямо на бумаги, побежал темный красноватый огонь.
Рувар подскочил, схватил бумаги и отошел к стене. Несмотря на испуг, он держал себя в руках.
— Прекратите это, эньора, это в ваших же интересах, — произнес он чуть дрогнувшим голосом.
Я не могла прекратить: слезы текли по моему лицу, а огонь тек из моей руки и с аппетитом пожирал все, до чего дотягивался. Это была не обычная черно-красная пугающая стена огня, не вспышка и искра, а жадное, но вполне мирное пламя. Мой малыш впервые действует так… это следствие испуга или он реагирует на мое состояние?
— Хватит, эньора! — уже более твердым голосом сказал Рувар, когда пламя охватило весь стол. — Побаловались и полно!
— Это не я.
— Уберите огонь или я буду вынужден записать, что вы применили против меня великое искусство!
— Пишите! — вскрикнула я и, опустив руки прямо на горящий стол, позволила себе разрыдаться; я не могла ни о чем думать, не могла ничего контролировать, я плакала слезами и огнем.
Рувар постоял еще немного у стены, а потом вышел.
Меня все-таки перевели в Бэрр, но уже не просто как подозрительную эньору, а как эньору, применившую против пограничника великое искусство. Вито остался в приграничье, чтобы встретить наших людей, то есть пладов, которые в курсе моей тайны; Рензо с Нерезой, конечно же, сопровождали меня, но ехали мы в разных экипажах. После того как я выплакалась в кабинете Рувара и сожгла его стол, мне стало легче, так что когда за мной пришли, я уже была относительно спокойна.
Бэрр оказался крупным и шумным городом; мы въехали в него, когда люди расходились с главной площади после прощания с владетелем Тоглуаны. Конечно же, это прощание было символическим, потому что, как я знаю из газет, ритуальный похоронный обряд был проведен в Колыбели туманов, куда прибыли сам император с семьей и родовитые плады империи. Глядя из окон экипажа на печальные лица горожан, я снова расклеилась и начала бесшумно плакать; молодые полицейские, сидящие рядом со мной, сделали вид, что ничего не заметили.
Я ожидала, что меня запрут где-то в очередном участке, но я ошиблась: экипаж въехал за ворота самой настоящей крепости. Когда экипаж остановился, сопровождающие вывели меня наружу.
К нам подошел невысокий рыжий мужчина в форменной темно-серой одежде с нашивкой в виде язычков пламени на груди. Сопровождающие поприветствовали его и передали ему бумаги о переводе.
Пока рыжий изучал бумаги, я оглядывалась: где там мои?
— А мой муж? — спросила я у молодчиков, которые доставили меня в крепость.
— Объелся груш, — хохотнул один из парней, а другой, более серьезный, ответил:
— Посторонним сюда нельзя. Сначала нужно получить разрешение на посещение.
«Разрешение на посещение!» Меня что, серьезно запрут здесь как преступницу?
Меж тем тип в форме изучил бумаги, поглядел на меня и, хмыкнув, сказал:
— Ну что ж, эньора, добро пожаловать. Вам у нас понравится.
— Сомневаюсь, — процедила я.
Рыжий жестом указал, чтобы мы следовали за ним. Тот парень из моего «почетного эскорта», что показался мне более серьезным, попросил позволения взять меня под руку, и я не стала отказываться — беременным не до гордости, к тому же я устала в дороге, взмокла от жары, ноги опухли, да еще и живот продолжало нехорошо потягивать. Мы прошли мимо охраны в какую-то дверь и начали подниматься по лестнице, затем был переход и снова лестница… наконец, мы оказались внутри крепости в темном прохладном коридоре.
Я плелась еле-еле и, если бы не поддержка сопровождающего, сдалась бы на первой лестнице.
— Ползете? — насмешливо спросил рыжий, остановившись у одной из дверей.
Я не удостоила его ответом. Когда я подошла, он толкнул дверь и сделал приглашающий жест.
— Ваши покои, эньора!
Я заглянула внутрь: каменные пол и стены, зарешеченное оконце, хлипкая с виду кровать, ведро… Скудная обстановка и маленькие размеры «покоев» меня не испугали, и я смело вошла.
— Отдыхайте, приводите себя в порядок, — продолжил насмешничать мерзкий мужлан.
Я смерила его ледяным взглядом и отвернулась.
— Воды бы женщине принести, — несмело предложил парень, который помогал мне идти.
— Принесут когда положено. У нас тут все по времени. Не курорт!
С этими словами мерзкий рыжий, наконец, закрыл дверь и избавил меня от своего общества. Только тогда я позволила себе тяжело выдохнуть и, доковыляв до кровати, села на нее. Кровать душераздирающе скрипнула и прогнулась, да еще и ножка треснула, но я не обратила на это внимания: у меня были проблемы посерьезнее. Например, каменеющая поясница…
— Послушай, малыш, — проговорила я, опуская руку на живот, — не торопись с рождением. Еще рано, очень рано...
Я и впрямь начала бояться, как бы ни случился выкидыш. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы ребенок шевельнулся, икнул или еще как-то дал понять, что с ним все хорошо. Посидев так какое-то время, я успокоила себя мыслью, что он спит, и попробовала прилечь на кровати. Та издала
