попасть.
Некоторые плюсы в невероятном стечении обстоятельств я все же сумел найти. Мастер Гессир воспитывался в детском доме, потому для контролирующих служб не было ничего удивительного в том, что старый кукольник решил взять в ученики такого же, как он сам, сироту, беженца из столицы. Легенда для моего прикрытия складывалась просто идеальная. Как я узнал из газетных новостей, приют для больных детей, где рос мой тезка, сгорел во время вражеской воздушной атаки.
Стало быть, документов там не сохранилось. Нянечки заботились о спасении своих подопечных, а не бумаг из архива. Мой покойный тезка оказался тем человеком, которого никто и нигде не станет искать. Ни друзей, ни родственников. Заведующая приютом, с которой он долгое время поддерживал переписку, уже не один год как в могиле. Найденный на набережной труп, скорее всего, был захоронен как неопознанный.
Можно сказать, мне крупно повезло заполучить его документы. Мастер Гессир помог аккуратно поменять в них фотографии, искусно подделал краешки печатей. Но каждый раз при мысли о том, чего я лишился, мне становилось плохо. Я обессиленно ложился на скрипучий диван, ощущая сухость в горле, ком в желудке, гул в ушах, нехватку воздуха и туман в голове. Вывести меня из этого состояния мог лишь командный окрик мастера, повелевающий не залеживаться, а браться за работу, ибо времени осталось мало.
– Учись, пока я жив, бездельник ты этакий, – ворчал старик, не давая мне подолгу пропадать в ностальгических фантазиях.
Мне было страшно представить, на кого через год-другой я стану похож: на рабочего со сталелитейного завода с закопченным красноватым лицом, обветренной кожей и мозолями на руках? Во что превратятся мои лицо, тело и волосы, на уход за которыми я ежегодно тратил целое состояние? Да у меня дома разных косметических средств хранилось, пожалуй, не меньше, чем у светской дамы.
Увлажняющие бесцветные помады для разной погоды, всевозможные крема, солнцезащитные лосьоны, помогающие сохранить аристократическую белизну кожи, пенки для душа и бритья нежнее гагачьего пуха, шампуни и бальзамы, лосьоны и духи. Мне было страшно представить, как теперь обходиться без всего этого. А еще страшнее было думать о том, как не разучиться нормально ходить, если на публике все время приходится симулировать хромоту, а в тесной “норе” кукольника нигде особо не разбежишься для простейших тренировок.
И как при стесненном образе жизни не набрать лишний вес, тоже интересный вопрос без ответа. Простонародная еда на поверку оказалась достаточно сытной и даже иногда вкусной, такой как пироги мадам Клатинды, из которых мне больше всего понравился с мясом и яйцом.
В столице я регулярно посещал спортзал, сжигая там наеденные в дорогих ресторанах излишки, а еще любил совершать пробежки в парке. Я следил за своим телом, оно должно было всегда быть идеальным. Я весь, от модной шляпы до сделанных на заказ лакированных ботинок, был образцом стиля, элегантности и красоты. Вызывал на публике восхищенные и завистливые, а не жалостливые вздохи.
За мое внимание сражались светские прелестницы, не жалея хитростей и пакостей, которые они в избытке строили друг другу. Его высочество кронпринц Гарнельд, единственный наследник престола страны, не пользовался такой популярностью у благородных особ, ибо страшен был как смертный грех. Маленького роста, толстый, нескладный, кривоногий, рано начавший лысеть.
Физиономией он походил на одну из тех лупоглазых комнатных собачек с морщинистыми приплюснутыми мордашками и слюнявыми отвисшими брылями, которых дамы не самой привлекательной наружности везде таскают с собой, чтобы на их фоне самим выглядеть симпатичнее. Даже статус будущей королевы в придачу к такой моське, еще и лающей, простите, что-то разгулялась у меня фантазия, говорящей премерзким сиплым голосом, не мог соблазнить здравомыслящих девиц из высшей аристократии, знающих себе цену и гордящихся заслугами своих древних великих родов.
Моя же семья уже не одно столетие подряд считалась едва ли не богаче королевской. И это еще одна из причин, почему наш правитель был против моего возможного брака с иностранной принцессой. Да и глупый отец Ниневии опасался, что став принцем его страны, я могу спустя несколько лет занять престол, оставив далеко от подступов к трону его сына, если тот вообще до этого времени доживет. О моих коварстве, хитрости и способности мастерски плести сети интриг ходили слухи, правда, не имеющие никаких документальных подтверждений.
И разве я мог легко и смиренно, имея в памяти все эти яркие воспоминания, изо дня в день играть роль сутулого, хромого подмастерья, не забывать подволакивать ногу и опираться на трость, прятать глаза и с ними половину лица под огромными окулярами с нагромождением сменных линз, а волосы убирать под старомодную потрепанную шляпу? Нет, разумеется. Мне каждый шаг поначалу давался с трудом.
Адаптироваться к новой жизни было очень и очень непросто. Выручал мастер Гессир, не заставляя меня часто мелькать на людях, он для начала знакомил с постоянными, надежными клиентами, которым сам доверял. Не подозревая о моей истинной природе, он снабжал меня источниками жизненной силы. Я учился довольствоваться малым и действовать стремительно, неощутимо для выбранной жертвы. Никто не должен был понять, чем чревато приветственное рукопожатие со мной или даже мимолетное дружеское прикосновение.
Чаще других горожан в кукольной лавке гостила сердобольная мадам Кладинда. Пухлая улыбчивая старушка только рада была подкормить несчастного ученика кукольника в моем лице, точнее желудке, ведь именно туда отправлялись принесенные ею ароматные пироги, котлеты, фрикадельки и маленькая сладкая сдоба.
Райден
В город я выбирался нечасто. Но все же старый мастер иногда чуть ли не пинками выгонял меня на свежий воздух, который действительно в лучшую сторону отличался от столичного. В Белиствиле самым крупным промышленным предприятием была ткацкая фабрика. Загрязнения природы она давала намного меньше, чем, к примеру, завод резинотехнических изделий, извергающий зловонный черный дым. Личный мобиль считался здесь роскошью. В чистейшем небе редко можно было узреть летящий дирижабль, а пароплан и подавно хорошо если раз в неделю увидишь.
Каждая моя вылазка из “норы” кукольника была подобно марш-броску разведчика в тыл врага на войне. Мне приходилось озираться, как чокнутому параноику, проверяя, нет ли за мной погони. Со временем я стал смелее, даже привычная наглость в пока что начальной степени уже давала
