-Дядя Малвин, у меня к тебе большая просьба, можно мы с Онисом временно поживем у тебя, нам вряд ли кто-то сдаст свою комнату, за оплату не переживай, заодно и по хозяйству помогу?
От моих слов Малвин поперхнулся чаем и закашлялся, затем посмотрел на меня
-Вира, золотце, у меня к тебе есть встречное предложение, -эти слова несколько напрягли, -вчера, когда вы улеглись спать, мы с Элойдой рассматривали произошедшую ситуацию со всех сторон и пришли к выводу, что тебе нужна защита, а именно защита рода. Я предлагаю тебе перейти в мой род, так автоматически стану вашим опекуном, и никто уже не сможет вас обидеть и пытаться забрать тебя, а Ониса отправить в сиротский дом.
Он с некоторым волнением смотрел, ожидая ответа, чувствовалось, что для него это тоже очень важное событие. Я взглянула на Элю, ища у нее поддержки. Она, поняв правильно мой немой вопрос, просто кивнула головой и улыбнулась. Упоминание имени брата отвергло все сомнения, никогда не позволю ему очутиться там.
-Спасибо дядя Малвин, я согласна. -довольная улыбка осветило лицо мужчины, и я поняла, что поступаю правильно. Мы друг для друга якорь в этом мире. Впервые за все время нашего знакомства я видела его улыбающимся.
День понёсся стремительно. Новости в этом городке распространяются стремительно, девочки узнав о нашей беде прибежали к Эле и стали выспрашивать, задавая за раз по несколько десятков вопросов, строя невероятные предположения о вспышке пожара. Кое-как угомонив своих родственников, она приказным тоном велела им отправляться домой, обещав, что как только уладим на сегодня все дела, обязательно сообщим, когда идти на работу. Загвоздка состояла в том, что вся шерсть, закупленная оптом, сгорела вместе с рамками и материалом, приготовленным Малвином для вязания ковров.
Выехали все вместе в храм Всех Богов уже ближе к полудню. Лазура оставили пока у Эли, Нарон обещал после работы принести его в дом Малвина. Онис, не выспавшись, кемарил на моем плече, пока лошадь не остановилась. Как он мог спать, когда тебя на дороге подбрасывает так, что все внутренности переворачиваются? Это не удивительно, если посмотреть по нашим меркам, то этот мир находился в эпохе средневековья, со своими дорогами, замками, ярмарками, менестрелями и угасающей магией. Кстати, со всеми этими событиями забыла поспрашивать у Малвина про магию. Хотя, сейчас на общение и учебу времени будет достаточно и это невероятно радовало.
В храме было тихо и в тоже время торжественно. Вдоль большого зала стояли двухметровые статуи Богов, изготовленных из полупрозрачного камня, которого в нашем мире я никогда не видела. Все взгляды их были устремлены в центр, где на небольшом постаменте находился, светящийся голубым светом, камень. Из небольшой дверки вышел жрец и направился к нам. Он напоминал наших священников, только ряса на нем было из белого легкого материала, а на шее висел кулон, напоминающий солнце с двенадцатью лучами. Да, я успела посчитать. Интересно же! Жрец подошел к нам.
-Светлого дня, дети мои! С чем пожаловали в храм?
-Хочу сирот принять в свой род, отец! -ответил Малвин.
Очень интересно, у нас священника называют батюшкой, в Италии -падре, а здесь -отец. Что-то ест незаменимое во всех мирах. Все-таки слова синонимы, а суть одна.
-Благое дело вы задумали, дети мои! Подойди к камню, дитя, и положи ладони на камень, - обратился он ко мне.
Я подошла к светящемуся камню и с осторожностью положила ладони. В какое-то мгновение почувствовала, что они приклеились к алтарю, и меня начала охватывать паника. На камне все четче стали проявляться слова: Виранья Мресова из рода Тохань. Я с облегчением выдохнула, представляю, если бы на нем высветилось Вера Аркадьевна Киселева. Вам смешно? А мне было бы не до смеха. Отступив от камня, поняла, что страх перед неизвестным отпустил меня и душу охватило чувство любви и нежности, как будто любящая мать взяла меня под своё крыло. Теперь поняла выражение: «Храм — это точка соприкосновения духовного и материального». Теперь я поняла эти слова, ощутив на себе. Пока я размышляла, Онис с Малвином прошли тот же обряд, что и я, подтверждение личности. Затем жрец объяснил, что после слов Малвина, мы должны подтвердить добровольность нашего согласия и ответить «Да». Мы втроем подошли к камню и встали с одной стороны, жрец же с другой. Прочитав над камнем какие-то слова, он поднял очи свои кверху, видимо прося Богов о помощи.
-Положите, дети мои, свои руки на алтарь. Начинай, сын мой! -обратился жрец к Малвину.
-Я Малвин Лавен из рода Хранов беру в свой род Виранью Мресову из рода Тохань, а также Крониса Мресова из рода Тохань в свой род и даю им разрешения пользоваться родовым именем. Обязуюсь помогать и защищать новых членов своего рода.
-Согласны ли вы, дети мои, вступить в род Малвина Лавена Храна, принять имя рода Хран и отказаться от своего рода Тохань.
-Да, - подтвердили мы.
Мне было все равно к какому я роду буду привязано, а вот Онис решил изменить род ради меня и тоже отказался от своего. Правильно ли я сделала, разрешив ему это? Хотя, если разобраться, сирота, у которого и рода как такового нет. Если думать о выживании на все будешь согласен.
Мы, по команде жреца убрали ладони с камня, а на нем уже высветились наши имена с новым родовым именем. Жрец поздравил нас с приобретением нового рода и, приняв подношение Богам, удалился. Мы тоже не стали долго задерживаться и дружной толпой поехали уже к дому Малвина.
-Завтра я приеду сюда и заберу ваши документы личности, - сказал Малвин, уже в дороге.
Вечером я его плохо рассмотрела, а сейчас передо мной возвышался красивый двухэтажный дом, со стрельчатыми окнами, стремящимися вверх, с балконом и витыми колоннами. Видно было, что при строительстве в него вложили душу. Из-под снега были видны клумбы и неухоженные кусты, с запутанными в них остатками мусора, портивший весь внешний вид дворика. Снега в этих местах выпадало очень мало, да и морозов, как мне объяснил Малвин, не бывает. Я уже заметила эти особенности сама, температура даже ночью не спускалась, по ощущениям, меньше чем на десять градусов. Зайдя в дом, мы уселись возле камина, который разжег Малвин, было не очень холодно, но сырость проникала через одежду до самых костей. Кстати, пожар не задел небольшую сараюшку, в котором мы держали дрова, надо будет их забрать сюда, а то быстро приватизируют, это ведь нищенский район, сразу исчезает все то, что плохо лежит.
-Дядя Малвин, на улице такая сырость, что вся одежда становится влажной, это обычно бывает тогда, когда рядом находится какой-либо водоем. -сказала я.
Только не услышав ответа, я поняла, что опять что-то не то ляпнула и взглянула на всех. Эля внимательно смотрела на меня, Малвин же, стоя за ее спиной, показывал рукой, чтобы я молчала, закрывая себе рот.
-Какие-то странные речи ты говоришь, детка. -она подошла ко мне и стала щупать лоб, -никогда таких взрослых речей от тебя не слышала, да и откуда ребёнку знать, что от близости реки может быть такая сырость.
-Так мама всегда такое повторяла, -пыталась я выкрутиться.
-Ты же говорила, что ничего не помнишь?
Вот я дура, вы слышали выражение «Летами ушел, а головой не дошел», так вот, это про меня. Ну и что теперь делать, не хочется Элю обижать, она мне очень много добра сделала, и я решилась. Попросила Малвина отвлечь Ониса, нечего ребенку знать таких вещей и так стресс на стрессе и стрессом погоняет. У наших детей давно бы психика поехала.
-Тетя Эля, я хочу открыть тебе одну тайну, не знаю, как ты ко мне будешь относиться после этого, но больше не хочу скрывать что-либо и обманывать.
После моих слов она напряглась еще больше. Я рассказал ей все: кем была в прошлой жизни, как попала в тело ребенка, почему не рассказала раньше и закончив, посмотрела ей в глаза. Но вопрос, заданный Элей я не ожидала
- А вот, то, что ты учишь нас делать, это из твоего мира? -я лишь кивнула головой.
Она помолчала ещё несколько минут, потом встав со своего место подошла ко мне и прижала к своей груди. От того, что в своем мире ты взрослая женщина, здесь ты считаешься ребенком и большой грех бы мы совершили перед Богами, а особенно перед своей совестью, если бы не приняли того, что нам подарили они. Ты для нас подарок Богов Вира, и мы тебя всегда поддержим. От этих слов я просто разревелась на ее груди, как маленький ребёнок, тяжесть недосказанного, обман, лежащий на моих плечах мёртвым грузом, слетели с меня и уходили вместе с выплаканными слезами.
