не обратив внимания на смущенный лепет, произнесла хозяйка ателье.
– В ближайшее время я не планирую посещать балы, – пробормотала я.
– Но на следующей неделе у герцогини Эттвуд вечеринка, – произнесла госпожа Тельма, словно мне о чем-то говорило имя герцогини. – Господину Ховарду наверняка пришло приглашение.
Понятия не имею, какой светский раут на следующей неделе планировал посетить опекун, лично мне предстояло обустраивать цветочную лавку и рассаживать по стеклянным бокалам забавные суккуленты. Если я, конечно, переживу это свадебное недоразумение.
Он дожидался окончания примерки в кресле для таких же, как он, несчастных мужчин, вынужденных сопровождать дам в утомительный день покупок, и с большим интересом читал рукопись. Работу в выходной день Ричард предусмотрительно прихватил с собой. Сразу видно, что человек опытный.
– Я готова, – произнесла я и огладила платье. – Мне идет?
– Очаровательно, – отозвался Ричард, не отрываясь от чтения. – Все выбрала?
– Даже с запасом.
Он убрал листы в плотную кожаную папку и поднял голову. Взгляд остановился на мне, и опекун начал медленно меняться в лице.
– Что? – заволновалась я. – Слишком вызывающе? Выбрать другое платье?
– Не стоит. – На его губах расцвела мягкая улыбка. – Ты чудесно выглядишь.
До сервиза на двенадцать персон мы, к счастью, не добрались. Ричард показал мне королевскую оранжерею, и мир растворился за превеликим множеством самых разнообразных растений, о каких только могла мечтать настоящая цветочница. Кажется, у меня на некоторое время случилось помутнение рассудка от переизбытка восторга. Внезапно я обнаружила, что в съехавшей на затылок соломенной шляпке тычу пальцем в комнатную розу, обсыпанную мелкими бутонами чайного цвета, и звенящим голосом объясняю опекуну, почему он хочет заполучить этот шикарный, сильный и физически здоровый куст в свой особняк. Пока его не увел из-под носа кто-нибудь другой, более сведущий в тонкостях флориографии.
– Вы ни о чем не будете жалеть! – убеждала я. – Роза – символ любви. Счастливый знак! В отличие от ваших старомодных бархатцев.
Домой я возвращалась совершенно счастливая, бережно обнимая ладонями горшочек с только-только проклюнувшейся несмелой мухоловкой. Она была такая крошечная, что даже не успела выказать крошечную игольчатую головку.
– Теперь вашей столовой не страшен ни один комар! – любовно рассматривая хрупкий стебелек, объявила я.
– Как скажешь, Виола, – хмыкнул Ричард.
Но расслабляться оказалось рано. Проклятущий фарфор нагнал меня на следующий день! Как и положено приличному хозяину книжного дела, с утра опекун отправился публиковать книжки и выбирать картинки в откровенные романы, но о сервизе-то не забыл. Он прислал записку, что обо всем договорился: меня ждут в час пополудни в выставочном зале и непременно подберут отличную посуду от известного керамиста Люция. Не опаздывать!
Единственный гончар, известный мне, в дэпширской мастерской лепил рыжие глиняные горшки, украшал их орнаментами из кружочков и квадратиков, а потом на выходных на рыночной площади продавал по пять медяков за три штуки. К нему можно было прийти в любое время, даже ночью, и обязательно достанешь кучу домашней утвари разной степени необходимости.
Скрипнув зубами, я нацепила на голову новую шляпку, со злостью натянула кружевные перчатки и уселась в экипаж. Времени оставалось с запасом, так что хватило навестить Джози. Вообще, была у меня надежда, что подруга не против поглазеть на дорогостоящий фарфор, но она оказалась в разобранном состоянии и в самом унылом настроении.
Крутя в руках баночку с нюхательной солью, она простонала с дивана, что никак не может поехать за покупками. Берримор подхватил переноску со спящим драконом и укатил в Дэпшир, а дорогую супругу оставил в доме тетушки. По официальной версии, чтобы помочь разобраться со страшным квартирным бардаком, но на самом деле оставил в заложниках.
– Теперь никакой королевской выставки драконов! – пожаловалась Джози. – Все деньги уйдут на ремонт этого дома.
Я посмотрела на почерневшую стену с обгоревшими обоями, вдохнула полной грудью запах гари, несмотря на открытые окна стоящий в воздухе, и согласилась, что ремонт предстоит грандиозный.
– Но ты не переживай, – уверила меня подруга. – В конце недели Берри должен вернуться. Он непременно заберет тебя от опекуна!
В выставочный зал с фарфором от известного керамиста я входила в гордом одиночестве и от царящей вокруг музейной строгости чуток оторопела.
Посреди торгового зала, похожего на галерею, стоял сервированный по всем правилам стол. На шелковой однотонной скатерти блестели белые, как лепестки нарциссов, тарелки с тонкой золотистой каемкой, сверкали хрустальные бокалы и начищенные до блеска ряды столовых приборов, выложенных в строгой обеденной иерархии. Складывалось впечатление, будто, расставляя посуду, служащие магазинчика каждую позицию сверяли с учебником по этикету.
– Госпожа Фэйр, мы вас ждали! – всплеснув руками, безошибочно, словно получила с утра портрет, воскликнула служащая в белом форменном переднике. – У нас вы найдете все, что нужно!
– Сервиз на двенадцать персон, – отчеканила я, боясь шевелиться, чтобы случайно не сбить локтем с подставки какую-нибудь ужасно дорогую чашку.
Но до сервизов пришлось прорываться через ряды другой посуды, изящных статуэток и прочих вещей, очень необходимых в доме любого уважающего себя аристократа. У каждой пузатой супницы оказалась история и биография поинтереснее моей собственной. Заслушалась!
– А вот и свадебный сервиз, – представила мне посудную витрину продавец.
Оказалось, что я даже отдаленно не представляла грандиозность этого произведения керамического искусства. Такое количество тарелок и чашек не перебьешь до конца жизни. Еще внукам останется что поколотить во время задорного скандала.
– Мило, – улыбнулась я. – Сколько?
От озвученного ценника на голове зашевелились волосы, и из-за них шляпка съехала на затылок.
– Может, у вас есть что-то… с менее радикальной стоимостью? – стараясь говорить отстраненно, уточнила я.
Если уж покупать приданое на фальшивую свадьбу, так хотя бы не за космические деньги. Иначе съест совесть! Конечно, никто не собирался забирать гору фарфоровой посуды в Дэпшир, но вряд ли Ричард Ховард мечтал внезапно обзавестись дополнительным сервизом на дюжину гостей.
– Есть! – вдруг обрадовалась девушка и шустренько, подхватив под локоток, подвела меня к посудной горке. Держала крепко, словно боялась, что я вырвусь и сбегу. Но отступать было некуда: дома Ричард, который желает непременно подарить подопечной праздничную посуду.
На полках за чистым стеклом, как бедные родственники, ютились кружечки, громоздились пирамиды разновеликих тарелок. Стояла посуда как придется, втиснутая в узкое пространство, словно ее отправили ссылку и заперли в темнице.
Каждый предмет был украшен розовой лилией, символизирующей тишину и молчание. Значение мне не очень нравилось: вроде как за обедом следовало жевать, а не вести светские беседы. Но на деревянной ручке висела табличка с надписью «скидка».
– Что не так с этим сервизом? – уточнила я. – Он с браком? Сколы, трещины? Или не блестит?
– Да как вы могли такое подумать,
