повисает на боку брата, чтобы тоже посмотреть на сковороду.
Лирис разворачивается ко мне, да так резко, что его хвостик вырисовывает в воздухе фигуру, а созданный ветер поднимает мою челку и сносит назад локоны, ранее ютившиеся у щек.
Не могу понять, что злит больше. То, что козявки Виви умопомрачительно красивы, или то, что я не в силах не отметить это обстоятельство всякий раз, как вижу их?
А злющий Лирис к тому же сияет. Возможно, это только мое воображение, но, в отличие от обстановки вокруг, его образ на удивление четок. Он как большущая драгоценность, сверкающая в обрамлении из камня.
‒ Это… панкейк, ‒ переходя на разгневанный шепот, возражает Лирис.
‒ Потрепанный жизнью панкейк, ‒ соглашаюсь я, катаясь взглядом по всем вздутиям и гористым образованиям на поверхности потустороннего блюда. Вздыхаю и вырубаю конфорку. — Слышь, не трись тут. — Пихаю ладонью ошарашенного Лириса и, быстренько обшарив близлежащие ящики, составляю план действий. — Припечатайте где-нибудь свои тылы, пока я не начала лягаться и ругательствами расширять ваш скудный кругозор.
‒ Ты… ‒ пытается что-то вякнуть Лирис.
Упрямый какой.
Оборачиваюсь и тыкаю пальцем ему в нос.
‒ Сидеть.
‒ Грр…
‒ Сидеть тихо.
Разворачиваюсь обратно к плите, больше не особо заботясь о том, чем малявки заняты.
Со смесью проблем не возникает — поваренок намешал нечто сносное. Впадаю в умиротворяющий транс. Прошло уже много лет, но я никогда не переставала восхищаться богатством красок мира. Он по-прежнему ярок. На фоне побитых переулков Клоаки все выглядит словно бесконечный праздник.
Легкая уборка завершается, и вот сковородка отзывается на мое дирижерство таинственным шипением. Прокручиваю между пальцами лопатку и сую нос в матово-желтый заварочный чайник. Неплохо. Пахнет манго. Уже можно намутить чаек.
И ра-а-аз. Пришлепываю к тарелке первый панкейк и, возжелав добиться идеальности, двигаю его к середине. Зачерпываю смесь и продолжаю играться со сковородой. Съестная горка растет.
Вспоминаю вдруг, что мой досуг относительно лишен уединенности. Смотрю через плечо, проверяя, куда делись мелкие.
Все еще тут. Притаились, как зверюшки.
Эли, к моему неудовольствию стоит совсем рядом, и сжимает в кулаке край моего свисающего пояса. Наглость дитенка я не заприметила только потому, что он не производил никакого шума и к тому же не тянул пояс, не дергал и даже не шевелил его.
Лирис предпочел держаться подальше. Опершись локтями на спинку дивана, он наблюдает за мной с неприкрытым сомнением. Наверняка ждет, когда я начну лютовать и бешено размахивать раскаленной сковородкой.
А я всего-то поесть намереваюсь. И то, что мои руки следуют командам, а пальцы отлично сгибаются, поднимает настроение до небесных высот.
Главное, своевременно вытеснять из разума глупые предположения о том, что мое прекрасное самочувствие — заслуга Виви и его манипуляций «тычу куда хочу и когда хочу». У меня серьезные проблемы как раз из-за того, что этому отбитому психу нравится в мое тело всякие свои телесные жидкости вливать.
Выбираю между вариантами отпихнуть Эли коленом или хлопнуть ему по голове рулоном бумажных полотенец. В итоге заставляю его отлипнуть от меня, сунув в руки тарелку с готовыми панкейками.
‒ Лопай, козяв… ‒ Дергаюсь, удивившись сверкающим глазам мальчишки. Вид у того ошалелый. Ощущение, словно я ему не еду подсунула, а ключ от личного парка развлечений вручила.
Вся язвительность куда-то пропадает. Прочищаю горло кашлем.
‒ На стол поставь. А то щас точно поваляешь.
Как эта мелочь не уронила тарелку — везение да и только. Ведь понесся в сторону стола чуть ли не вприпрыжку.
Бесят. Бесят. Бесят.
Сердито сопя, сгребаю все емкости с джемами, скорее всего, заранее выставленными Лирисом, и пихаю все добро в руки старшего из братьев.
‒ Ты тоже лопай, Хвостик.
Тот внимательно смотрит мне в глаза, переводит взгляд на Эли, ползущего по дивану на коленках, и молча сжимает руки вокруг разноцветных склянок.
Чего творю — черт знает.
Недоумевая, почесываю себе нос кончиком лопатки и жду готовности очередного панкейка. Лирис, отчего-то ставший вмиг менее воинственным, осторожно бродя вокруг меня, готовит чай на две чашки. Боковым зрением вижу, как он барабанит пальцами по стойке, а потом стаскивает с полки еще одну чашку. Все три наполненные чаем емкости перебираются на стол.
Ситуация до смешного походит на кормежку диких львов. Мелочь осторожничает и, кажется, задумывается даже над тем, как по-особому дышать при мне. Я, в свою очередь, слежу за тем, чтобы держаться от них подальше. Бросаем друг другу этакие метафизические куски мяса с откровенным посылом.
Входная дверь открывается. Машинально встаю в стойку, вытянув в сторону прибывшего лопатку. Проскальзывает дикая мысль, что будто на месте преступления застали.
Виви, облаченный в белую рубашку и темные брюки, с ходу вцепляется в меня взглядом. Не пошевелиться. По затылку проходится холодок и ныряет за шиворот, соскальзывая вдоль спины к самому низу.
И сцена в постели так и лезет в голову, мешая сохранять невозмутимость и формулировать ехидные комментарии.
‒ Забавное платье, ‒ опередив, к моей досаде, меня, бросает Виви.
Ты ж сам его в моем шкафу оставил, придурок.
Придерживаю собственное мнение при себе и ухожу в фазу игнорирования. Ну, подумаешь, стоит тут один. Хочет — пусть хоть потолок забугрившимся телом подпирает.
Клонюсь влево, потому что Виви внезапно вздумалось пересечь помещение и вторгнуться в мое личное пространство. Видать, вместо потолка решил меня собой подпереть.
«Подви-и-и-инься, ‒ раздраженно требую я вполголоса. — А то сама тебя подвину…»
Вновь ощущаю те же непонятные волны, исходящие от Виви всякий раз, когда я бросаюсь в его сторону угрозами. Пылающая коллекция из ожидания, нетерпения, предвкушения и много того, что я еще не успела распознать. Не знаю, насколько верны мои догадки.
«Подвинь», ‒ также вполголоса предлагает Виви.
Стоит ли говорить, что желание к каким-либо телодвижениям у меня отбивается напрочь? Предчувствие вопит, что прикасаться к Виви сейчас, да и в дальнейшем — чревато последствиями.
‒ Кушать хочу.
Ловите
