– Ну так кому “нам-то”? – я беру мешок с хлебом и спускаю его с телеги. – Держи, донесешь? – обращаюсь к Сабрине.
– Конечно, он же легкий! – соглашается девочка и, взвалив мешок на спину, уходит в пекарню.
– Вы сейчас же разгружаете телегу, – командую я Питеру и Олафу, но они стоят и смотрят на мать в ожидании команды. А та, сложив руки на груди, смеряет меня уничтожающим взглядом.
– Дети, идемте! – командует она, и эти два здоровенных лба, как телята, плетутся за мамкой. И кого из них она мне там в мужья пророчила? Они ж на одно лицо, а все потому, что интеллектом не обременены. – У нас рабочий день окончен на сегодня, вообще-то. А если ей надо, то пусть сама и таскает.
Сабрина вернулась и, радостная, схватилась за новый мешок, но я забрала у нее.
– Присматривай за этими, а я сама быстрее оттаскаю, – подхватила два мешка и поскорее отнесла их в пекарню. Вернулась за остальными и вижу, что Урсула далеко-то и не отошла, а стоит у беседки и посмеивается, что-то говоря сыновьям. Уверена, над нами насмехаются. Я отдаю Сабрине один мешок, беру два последних и ухожу в пекарню.
– А что мы делать-то будем с этим хлебом? – девочка смотрит на восемь мешков черствого хлеба.
– Еще не знаю, но обещаю, что придумаю, – я кручу в голове все, что когда-либо знала о пекарском деле, и понимаю, что этого всего очень мало.
– Может, скажем, что мы передумали? – Сабрина испуганно смотрит на меня, на мешки и с надеждой на дверь пекарни.
– Нет, – я нахмурилась. – Отступать нельзя, позади …, – хотела сказать “Москва”, но поняла, что девочка явно этого не поймет. – Позади Урсула, и мы не должны дать ей победить нас. Правильно?
– Правильно, – согласился ребенок. – А делать-то что?
– А вот что, – моя память в стрессовых ситуациях ведет себя невероятно забавно. А именно подсовывает то, что я когда-то или мельком видела, или читала, но не запомнила. Спасибо ей за это, так как я поняла, что буду делать дальше. – Вынимаем весь хлеб из мешков и берем ржаной, самый черствый, – отдала я указание девочке.
Мы разбирали мешки, раскладывали хлеб. И поняли, что не весь он был безнадежно черствым, а лишь половина. Я принялась за самый черствый, так как из него уже ничего не придумаешь, кроме панировочных сухарей.
– А что это такое мы делаем? – девочка работала не покладая рук.
– Панировочные сухари, – объясняю ребенку, как мне кажется, элементарные вещи.
– А что это такое и для чего они нужны? – не понимает меня сестра.
– Ну, котлеты вы в чем обваливаете перед тем как жарить? – перемолов уже довольно много, я только сейчас сообразила: а будет ли востребован этот продукт, на изготовление которого мы тратим столько усилий?
– Котлеты? – переспросила девочка, и тут-то я и поняла, что это “фиаско”.
– Как вы жарите мясо? – я неплохо знала историю, но не настолько, чтоб помнить, когда в пищу пришли котлетки из фарша. Наверное, не так давно, так как мясорубок точно еще не изобрели.
– Смотря какое, – задумалась Сабрина. – На вертеле можно или в печи запекать, ну или можно на куски разрезать, – перечисляет мне девочка способы приготовления мяса.
– А если мелко-мелко порубить, слепить кругляшки и зажарить? – поинтересовалась я.
– Ну, я такое не ела никогда, – призналась девочка. – А зачем так делать?
– Чтобы вкусно было, – я понимала, что мне сегодня придется не только придумать, как утилизировать весь этот хлеб, но еще и показать, как использовать и применять в хозяйстве утилизированный.
– По мне, так на вертеле будет вкуснее всего, – не согласилась Сабрина, а я криво усмехнулась.
– А это мы проверим, – я решила, что надо все брать в свои руки. Ругаться с Урсулой можно сколько угодно, однако одна ругать ничего не изменит. Отец не станет мне больше доверять и не уволит никудышную работницу, если не убедится, что мы справимся и без нее. – Посмотри в кладовой, есть ли у нас мясо. А заодно принеси молока.
– Хорошо! – уже на бегу крикнул ребенок, и унеслась куда-то в подсобки.
Сабрина убежала, а я отделила часть хлеба, из которого я буду делать сухарики.
– Да! Есть и мясо, и молоко, – девочка водрузила на стол кувшин с молоком, а рядом положила два куска мяса.
– Здорово! – я показала девочке, как резать хлеб. А сама принялась за приготовление. Нарубила мяса, замочила черствый хлеб в молоке, нашла специи и соль. Пока я это делала, Сабрина нарезала хлеб. И мы, разложив его на противнях, сунули в печь. Как раз пока печь будет разгораться, она и подсушит нам хлеб, и превратит его в сухарики. Часть черствого хлеба отложила, чтобы завтра с утра приготовить пудинг. Каждое утро в своем мире я собиралась на работу и каждое утро включала телевизор у себя на кухне и смотрела передачу про приготовление разных блюд. При этом была уверена, что мне это никогда не пригодится и готовить я это никогда не буду. Как же я ошибалась.
Часть хлеба посыпала специями, которых оказалось множество в закромах у Урсулы. Хотя почему у Урсулы? Уверена, это все куплено на деньги папаши Джузеппе. Сабрина только успевала приносить мне нужные ингредиенты. Нарезала чеснок и посыпала им сухари. И по пекарне разлился аромат, от которого слюнки потекли.
– Батюшка! – я вспомнила про старика Джузеппе, который лежит наверху в полном одиночестве и, скорее всего, голодный. – Сабрина, сбегай наверх и проверь, как там отец, а я пока приготовлю ему ужин.
Девочка убежала, и как раз вовремя, так как со стороны торговой лавки, где продавали хлеб, раздался стук. Я удивленно посмотрела на время. Кого это принесло?
Я побежала посмотреть и, лишь увидев на пороге Антонио с сыновьями, вспоминала, что он сказал, что привезет мой заказ сегодня. За этой всей суетой я и забыла совсем об этом.
– Божественный аромат! – Антонио потянул носом. – Урсула что-то печет? – мужчина явно не хотел меня ничем обидеть. Но насколько я уже поняла, то хозяйка тела особой хозяйственностью не отличалась, как бы забавно это ни звучало.
– Нет, это мы с Сабриной, – я улыбнулась мужчине.
– О-о-о-о, – растерялся мужчина. – А мы привезли твой заказ, – и мужчина отошел в сторону и показал коляску. Точь-в-точь соответствующую моему рисунку, что я набросала на песочке во дворе у дедушки Антонио.
– Замечательно! – я импульсивно бросилась обнимать всех присутствующих, так как понимала, что это облегчит мне жизнь в сто крат. Именно на моменте, когда я обняла Микаэла, а он сжал меня излишне сильно для простого дружеского объятия, позади нас раздалось покашливание. И я, обернувшись, увидела недовольное лицо инквизитора.
– Добрый вечер, – я растерянно смотрела на мужчину, а он оценивающе окидывал взглядом троих мужчин позади меня.
– Диана, батюшке нужна помощь, – от объяснений меня спасла Сабрина. Она словно не удивилась такому количеству мужчин на пороге пекарни.
– Какая? – я обернулась к ребенку, а она, вместо того чтобы сказать вслух, что за помощь нужна отцу, потянула меня за руку и прошептала все на ухо.
– Мне кажется, я знаю, что за помощь нужна вашему батюшке, – увидев наше перешептывание, вмешался дядюшка Антонио. – Сыновья, за мной, – и мужчина ушел наверх под предводительством Сабирны.
– Интересная конструкция, – Винченцо рассматривал коляску, что осталась на пороге лавки.
– Я попросила сделать это, чтобы батюшка смог выходить на улицу, а то пока рука и нога срастутся, он совсем зачахнет, – я попыталась вкатить коляску, но не получалось из-за порога.
– Давайте я помогу, – и мужчина без особого труда поднял и внес в лавку коляску. Я заперла за ним дверь и показала, куда ее поставить. Слава богу, коридоры были широкие, и можно было использовать ее даже в помещении. А вот как отца спустить вниз со второго этажа, я не подумала. Ну ладно, спущу я его разок. Вот сыновей дядюшки Антонио попрошу. А как я его обратно подниму? Не просить же мне их каждый день туда-сюда таскать?
– Интересная конструкция, но как вы будете ею пользоваться? – видимо, мужчине пришли на ум те же мысли, что и мне.
