их дню, а в году также триста шестьдесят пять дней.
— Лет, чего. Я уже давно взрослый, за сотню лет перевалило, так что меня можешь не опасаться, мой контроль совершенен. — В словах Зенона не было ни капли хвастовства, лишь констатация факта.
— Ты же старик! — воскликнула я, а потом мысленно дала себе оплеуху. У метаморфов же все старели иначе, зачем я это ляпнула.
— Эй, я в самом расцвете сил, — рассмеялся Зенон, а потом словно запнулся и, чуть побледнев, настороженно поинтересовался: — А тебе сколько лет?
— А это так важно? — Что-то мне подсказывало, что мой возраст вполне может стать для Зенона шоком. — А сколько ты мне дашь?
Нет, ну не признаваться же? А то еще в детский сад отправят или еще чего. Лучше пусть Зенон сам прикинет возраст, а я с ним аккуратненько соглашусь. Вот только знаете, есть такие люди, у которых лицо — вечный предатель: все мысли отражаются так явно, что не надо быть эмпатом, чтобы понять. И, к моему великому сожалению и к немалой радости Зенона, я относилась именно к таким людям.
— Если я предположу, то могу легко тебя обидеть.
— Знаешь, спрашивая о моем возрасте, ты уже меня обижаешь. В нашем мире такие вопросы для женщин сродни оскорблению.
Я очень старалась добавить флирта в разговор, но выходило так себе. Даже моя бабуля, когда сидела во дворе на скамеечке, и то флиртовала лучше. Она на каждого мужчину старше шестидесяти обращала в свой взор (увеличенный через очки, толщина которых была примерно с лупу) и кокетливым (слегка хрипящим и чуть заикающимся) голосом шептала:
— Молодо-о-ой человек, а не проводите ли вы меня домой?
Предлог мог быть разный. Например, стройный ножки устали (конечно, как они не устанут, если вес давно перевалил за сотню килограмм?) или заболела шейка (может не стоит накручивать волосы, заливая их тоннами лака и вставляя искусственные розы плотнее, чем они размещены на погребальных венках?). Так вот, повторюсь, флирт у нее выходил более качественный, чем у меня. Мне бы было смешно, если бы не было так грустно.
— Ладно, — Зенон сжалился надо мной. — Скажи, тебе больше или меньше ста лет?
— Меньше.
— Больше или меньше пятидесяти?
— Меньше.
— Может, пятнадцать? Или тридцать пять?
— Эй, я же не такая маленькая! — воскликнула я. — И не такая взрослая. Мне двадцать три.
Я сдалась. Все равно бы как-нибудь узнал. У них тут всяких магических штучек столько, что могут и возраст определить, и способности, и многое-многое другое. Скрыть все равно бы до конца не вышло. Сказала, призналась, а потом посмотрела на Зенона. Божечки! Я могу поклясться, что он выглядел смущенным. Смущенным и растерянным.
— Ты почему молчишь? Это плохо? Мой возраст? Я что-то… нарушила? — уточнила я с опаской.
— Совсем нет. Я почему-то решил, что ты гораздо старше. А ты такая маленькая. — Зенон рассматривал меня во все глаза, словно впервые увидел. — Неудивительно, что ты такая трусишка. Боишься добрейших метаморфов.
— Я, между прочим, уже давно совершеннолетняя и дееспособная! И ничего я не трусишка! Тебя я совсем не боюсь.
— И это меня очень радует. То, что я тебя не пугаю, хотя многие бы с тобой не согласились, — задумчиво пробормотал Зенон в конце. — Такая юная! У нас совершеннолетие наступает лишь в семьдесят, а многие ограничения снимаются лишь после сотни лет!
Я наблюдала за Зеноном, который ходил туда-сюда по кабинету. Эмпатически, если можно так выразиться. Теплота, растерянность, желание оберегать… Меня?
— По меркам твоего мира ты совершеннолетняя, — вздохнул Зенон, когда наконец остановился.
— Да, по меркам моего мира. То есть… И что теперь? Это что-то меняет? Я тебе больше не нравлюсь?
— Аха-ха-ха, а сама как думаешь? И даже соврать не получится. Нравишься. Если ты не против, я бы хотел стать твоим опекуном, — сказал Зенон. — У нас так положено, когда у несовершеннолетнего нет близких родственников.
— Опекуном? Или куратором? Я немного запуталась — это одно и то же или нет?
Оказалось, что совсем нет. Куратор — это своего рода учитель, который помогает с адаптацией в новом мире. А вот опекун — это почти как родственник. Обычно опекунство дается, когда метаморф (и не только) теряет своих родителей. Тогда на себя обязательства по содержанию, воспитанию и прочему берет либо родственник, либо друг родителей, либо потенциальный жених (если таковой имелся). Но, как показала практика, метаморфы редко нуждаются в опекунах: сказывается продолжительность жизни и достаточно высокая способность к выживанию.
— Но иногда к нам попадают дети, — продолжил рассказ Зенон. Он хмурился, было очень заметно, что ситуация с детьми его задевает, что он переживает. — Обычно это случайность, какая-то ошибка, но от этого не проще. Был как-то оборотень всего восьми лет, которого прямо от любящих родителей и семьи выдернуло. Хорошо, что детский разум гибкий, иначе он бы не выжил.
— Но я не ребенок! — Я хотела, чтобы это была фразой уверенного в себе человека, но вышел какой-то невразумительный писк. — Я всегда была взрослой и самостоятельной. И, честно сказать, не хочу терять этот статус. Меня не нужно опекать.
Зенон улыбнулся — мягко, тепло. Присел рядом со мной на корточки.
— Послушай. Для тебя практически ничего не изменится. Так как ты была совершеннолетней в своем мире, то сейчас никто не станет воспринимать тебя как ребенка. Но теперь, кроме куратора, нужен человек, который присмотрит за тобой. Я понимаю, что ты не ребенок, но согласись, что разница в жизненном опыте у тебя и, например, взрослого метаморфа будет просто огромной. Или… или ты против того, чтобы твоим опекуном стал именно я? Ты, наверное, хочешь кого-то из девушек, чтобы вам было о чем поговорить, да?
— Нет, совсем нет! Наоборот, если бы мне пришлось выбирать кого-то, то лучше пусть это будешь ты! Не нужно никаких почтенных дам. — От избытка чувств я даже схватила Зенон за руки и посмотрела как можно более умоляюще.
Не дай боже, что попадется кто-то вроде куратора. Конечно, женщина не будет делать мне такие грязные намеки, но и ее отношение я предугадать не смогу. Вдруг она будет надо мной издеваться, смеяться или
