поймала виском его дыхание, когда протиснулась в распоротый шов прохода.
Мягкая дрожь обняла ее, как тёплая шаль, брошенная на плечи. Он заметил, но не усмехнулся. Посмотрел, как на насекомое.
Ясмин это не тронуло.
Там — в жизни до — она прожила все стадии отвержения и знала наизусть механизм и мотивацию этого явления.
Они молча прошли в помещение, которое вчера ей показалось больше. Тесно, темно.
— Я модифицирую пространство, когда придут остальные, — правильно истолковал ее недовольство Слуга.
На несколько мгновений Ясмин ощутила детское желание поторопить ситуацию. Разбуди! Сделай это немедленно! Нетерпение было ее одним из немногочисленных недостатков, но она умела блокировать негативные стороны своего «я».
Слуга сел напротив и без всякого стеснения принялся истязать ее взглядом. Особое мужское умение вести взглядом сверху вниз, особо отмечая прорехи в броне самообладания жертвы. Девочки обычно ломаются спустя двадцать секунд от начала понимания происходящего. Мальчики, впрочем, тоже. Себя же Ясмин в глубине души причисляла к котикам, и спустя двадцать лет от рождения стыд покинул ее голову. Ее анатомия ничем не отличается от анатомии любой другой женщины. Ее лицо стандартно. В глазах не отражается душа.
Это поэтический самообман про умение читать в душах по глазам. Она лично пережила треть научного симпозиума по сходной тематике. Кажется, они сошлись на том, что эту байку придумали офтальмологи, и ржали, как первокурсники.
— И, о чем бы ты хотела поговорить? — спросил он.
Без иронии. Руки скрещены, ноги тоже, глаза — стекло, за которым только чёрная глухая ночь.
Плохой знак. Возможно, даже опасный.
Ясмин с трудом уговорила себя не менять открытую позу, подавляя желание копирования. Слуга ждёт от неё подвоха, она ждёт от него информации. Замкнутый круг.
— Скажи мне три фразы о себе, и одна из них должна быть правдой. Хочу угадать.
К ее собственному удивлению, ей потребовалось усилие уговорить руки лежать расслабленно, с разомкнутыми ладонями.
В глазах Слуги мелькнуло непонимание. Должно быть, его отношения с настоящей Ясмин включали в себя разговоры другого рода.
— Это просто игра, — тут же пояснила Ясмин. — Способ скоротать время.
Врала, конечно.
Набирала базу знаний.
Слуга взглянул на неё со все той же улыбкой — медленной и жуткой. Но на этот раз в его глазах было любопытство.
— Я твой слуга, я добрый и хороший человек, я — биосочетание человека с аллелем янтарной змеи.
Ясмин вздохнула. Она и не думала, что будет просто.
— Я имела в виду неочевидные утверждения, — бесстрастно заметила она. — Это должно быть что-то, чего я не знаю. Про слугу я знаю, поэтому правда делается автоматически известной.
Слуга посмотрел на неё без всякого выражения.
— Я не хочу говорить тебе правду.
— Мы просто болтаем, — напомнила Ясмин. — Не нужно говорить очень-очень правду. Что-то несерьезное. Мелочь, вроде любви к конфетам.
— Я люблю конфеты, — с охотой отреагировал Слуга. — Я не люблю конфеты, я равнодушен к конфетам.
Лицо у него по-прежнему пустое. Она бы не стала играть с ним в покер. Будь у неё выбор, она бы на одной улице с ним стоять не стала.
Но выбора-то не было. Что поделать…
— Ты не любишь конфеты, — предположила Ясмин.
Слуга промолчал. После, заметив ее вопросительный взгляд, сказал с усмешкой:
— Ты должна угадать правду, но я не обязан говорить, угадала ли ты.
Это было очень близко к тонкой издевке.
«Какой восхитительный мерзавец, — ахнуло ее профессиональное альтер эго, — давненько о нас такие не ломались».
— Хорошо, — покладисто согласилась Ясмин, хотя принять, что он не желает идти ей навстречу было нелегко. — Тогда ты можешь дать три утверждения о чем-либо, и я попробую угадать. Но ты должен сказать, угадала ли я — у загадки должна быть разгадка. Понимаешь?
Ответить Слуга не успел.
— Давай я дам три утверждения, — ядовито заметил номер Два.
Он стоял, прислонившись к древесному выступу, который вытекал из-под его тени чёрной вязаной рябью.
Она не успела заметить, когда он пришёл. И согласиться тоже не успела.
Номер Два шагнул вперёд и наклонился, упершись руками в столешницу. Глаза в глаза, агрессивная поза, волосы кольцами падают на плечо.
— Ты всех достала, ты продолжила операцию, имея на руках раненого члена группы и наполовину пустой резерв, ты — дура.
Краем глаза Ясмин отметила тень, легшую позади и чуть правее от неё. Номер Шесть. Мышцы у неё напряглись от ужаса. Она была в ловушке собственного сочинения. Ее в самом прямом смысле окружили.
Слуга смотрел ей прямо в лицо, считывая язык жестов. Запертым на дне души, даже не профессиональным, а чисто женским чутьем, она вдруг поняла, что миг слабости будет стоить ей жизни.
Ясмин принудила себя успокоиться.
— Последнее утверждение очень общее, перефразируй, — холодно сказала она.
Глаза у номера Два светились в полутемном коконе, как у кошки. На лице отразилось легкое замешательство, словно она обманула его ожидания или отреагировала иначе, чем он привык.
Его взгляд против воли метнулся к ее запястью.
— Ты не имеешь права занимать это место, — без особой уверенности закончил он.
Она кивнула, оставаясь в статичной позе. Напряжение гудело в каждой вене, текло, как электричество по проводам. Вот тот узел на тонкой нити ее пути, слепленный из претензий, ненависти и бессмыслен хождением по Чернотайе.
Три взгляда вонзились в неё, как охотничьи стрелы. Одно неправильное движение, и один из них тренированным псом схватит ее за горло. Ясмин не знала, какое движение будет верным, поэтому не сделала ни одного.
— Какой ты видишь феста группы?
— Каким, — с ненавистью пояснил номер Два. — Это с самого начала должен был быть мужчина.
Слуга сидел так же неподвижно, а номер Шесть застыл за спиной, словно страхуя подельников.
— То есть, я тебе не нравлюсь, потому что я женщина? — уточнила Ясмин.
— Если бы ты была мужчиной, ты бы мне тоже не нравилась. Фест просчитывает риски, фест заботится о группе, фест знает, куда идёт.
— Что происходит с фестом, который не просчитывает риски, не заботится о группе и не знает куда идет?
Боковым зрением она зацепила тень Слуги, который вдруг резко придвинулся и наклонился вперёд, словно она сказала что-то очень его заинтересовавшее. Ясмин чувствовала его взгляд, как маленький ожог на щеке.
Она не может развязать этот узел. Она разрубит его.
Номер Два явно растерялся. Она почти физически чувствовала его недоумение.
— Примул забирает его полномочия, метку и возможность занимать сходную позицию в военно-исследовательском ведомстве и смежных областях на три года.
Номер Два явно цитировал устав, подсказала ей мимолетная вспышка памяти.
— Ты считаешь это наказание достаточным? — уточнила
