Снова долгое молчание.
– У вас есть образец его почерка? Или хотя бы какое-нибудь доказательство?
– Однажды Джон прислал мне записку, но я забыла ее под подушкой в доме его матери в Нью-Амстердаме. Когда мы вернулись, записки под подушкой не было. Должно быть, служанка выбросила.
– Понятно. Что-нибудь еще? Кольцо, например?
– Нет, ничего не осталось. Кольцо украли. Джон собирался купить другое, но не успел.
– Ага. Удобное объяснение.
Шеннон поморщилась от намека.
– Мне все равно, верите вы мне или нет. В любом случае, есть нечто, о чем не знает никто, кроме вас. – Голос девушки стал мелодичным. – Что-нибудь незначительное, странное, о чем вы не упоминали в своих книгах. Ни в одной, даже в новой.
– Вы спрашиваете об изучении дневника Шиллера?
– Шиллера?
– У его родственников сохранился дневник, но сестра Шиллера оставила распоряжение никому его не показывать. Это условие нарушили только пять лет назад. Мне удалось убедить семью доверить тайну, которую я обещал хранить.
– Мередит вышла замуж за Бена? – Шеннон удивилась, потом хихикнула. Одека онемел от изумления. – Я знаю много интересного…
– Этот факт я упоминал в своей последней книге «Девственный лес». Вы читали ее?
– Читала. Одну из ее версий. Почему вы должны хранить тайну?
– Видите ли, в дневнике много сугубо личных высказываний Катлера, не поддающихся расшифровке и не имеющих отношения к его романтической жизни. Они говорят о его одиночестве.
– Одиночество! – У Шеннон разрывалось сердце от любви и жалости к своему мужу, и она прошептала: – Значит, он так и не женился снова? Я этого не вынесу. Мне бы хотелось увидеть дневник и встретиться с Шиллерами…
– Возможно, вы увидитесь с ними, – осторожно согласился Одека. – Удивительный дневник. Я потратил пять лет, выясняя, достоверен ли он, и расшифровывая записи.
– Если он всегда передавался в этой семье из поколения в поколение, почему вы усомнились в его подлинности?
– В нем были ошибки… – эксперт замолчал и смущенно покашлял. – Некоторые несоответствия.
– Не ошибки, – поправила его девушка, – а доказательства.
– Нелепое замечание. Ряд записей можно рассматривать, как анахроничные, но я считаю, что они возникли из-за плохого почерка. Как вы говорили, «Т», «X» и «О» неразборчивы.
– Слушайте внимательно, – оживленно сказала Шеннон. – КПО – кардиопульмонарное оживление. Правильно? Гм… Герцогиня. Спортивная сумка? Это вас не наводит на мысль?
– Мисс Клиэри, это бессмысленно. Нам следует сконцентрировать внимание на тех фактах, которые опровергают ваш бред, чтобы помочь вам выздороветь.
– Подождите минутку. Я вспомнила. Серьги в форме дельфинчиков… газовый баллончик… мой бюстгальтер – он всегда называл его «штуковина». А еще моя футболка… теннисные туфли…
– И синие джинсы, – пробормотал Одека.
Сердце Шеннон замерло.
– Синие джинсы? – повторила она. – Это одна из ошибок? – Она долго ждала ответа. Потом прошептала: – Скажите, пожалуйста, Майкл Одека!
Он отвечал, как в трансе.
– В одном месте дневника Катлер восхвалял ораторское искусство Кахнаваки. Он сказал, что вождь так убедителен, что смог бы продавать синие джинсы… ну… этим…
– Нудистам. Верно?
– Такое странное замечание, – размышлял вслух Одека. – Еще более странно, за этим замечанием следовал ряд бранных выражений… из дневника ясно, что Катлеру они… не нравились.
Сердце готово было разорваться от боли. Шеннон прошептала слова благодарности и повесила трубку. И только тогда заметила обеспокоенную мать.
– Надеюсь, этот человек не расстроил тебя?
– Привет, мама. Рада, что ты пришла. Ты выглядишь отдохнувшей.
– Я чувствую себя лучше. А ты?
– Никогда не беспокойся обо мне, мама. Займись собой. Обратись к Роберту Маршу, как к врачу. Он очень помог мне. Кажется, тебе тоже нужна помощь.
Лоис пожала плечами.
– Я никогда не чувствовала себя более счастливой, – в ее голосе послышалось отчаяние. – Тома выпускают из тюрьмы.
– Тома? – Улыбка Шеннон угасла. Убийца ее отца. – Ты собираешься встретиться с ним?
– Он отец Гвен и Филиппа, хотя положение всегда было неловким из-за… Да ладно, пустяки… не обращай внимания.
«Из-за вмешательства моего отца в твою счастливую семейную жизнь?» – мрачно подумала Шеннон.
– Обратись к Роберту Маршу, мама, – повторила она.
– Поговорим об этом в другой раз. Лучше поешь. – Она поставила перед дочерью поднос с едой. – Здесь нет мяса… Я предупредила их.
– Спасибо. – Шеннон с удовольствием ела оладьи. – Мама, поможешь мне принять душ и одеться?
– Не думаю, что тебя выпишут…
– Знаю, – она невинно улыбнулась. – По субботам внизу проводят тренировки по оказанию первой помощи. Как инструктор я в отпуске, но, может быть, повеселею, глядя на них.
– Они будут рады видеть тебя. Когда я ходила к ним в четверг, чтобы взять тебе новую футболку…
– Зачем мне новая футболка?
– Старая совсем выцвела. – Лоис рассмеялась. – Я подумала, ты не расстроишься, если я ее выброшу.
– А мои джинсы?
– Они у меня. Я их замочила. Но я принесла тебе другие… взяла у тебя в шкафу.
– Замечательно. – Ее глаза наполнились слезами сожаления и облегчения. – Мама, очень мило с твоей стороны принести мне новую футболку. И вегетарианский завтрак был чудным. Помоги мне, пожалуйста, одеться.
* * *
Шеннон вышла из такси на «границе» и весело улыбнулась: домик смотрителя стоял почти на том же месте. Только встретил ее бронзовый черноволосый дежурный. Когда ей удалось выскользнуть из больницы, она была вне себя от радости. Этот мир чудесен – чистый, зеленый, духовный. Но у нее не было желания оставаться в нем. Ей предоставлялась еще одна возможность выбора между веком нынешним и веком прошлым, куда она попала однажды против своей воли. Сейчас Шеннон выбрала мир своего мужа и его народа по доброй воле.
– Добрый день, мисс, – ей улыбнулся высокий темноволосый саскуэханнок.
– Здравствуйте. – На лице девушки засияла приветливая улыбка.
– Вы приехали по делу?
– Нет… просто… посещение. – Она пробежала глазами правила, наткнулась на слово «разрешение». – У меня нет разрешения, но Александр Блэкнайф обещал оставить мне пропуск, чтобы я посмотрела ваш музей. – На лице дежурного появилось скептическое выражение. – Несколько дней назад я здесь упала, ударилась головой и потеряла сознание… Наверное, мистер Блэкнайф хотел смягчить неприятные воспоминания об этом месте.
– Слышал о несчастном случае, – заметил молодой человек. – Из-за вас я попал в затруднительное положение. В тот день я и дежурил. Ума не приложу, как вы прошли мимо меня. – Он коснулся плеча Шеннон, как бы говоря, что его это не очень огорчает. – Рад, что вам лучше. Если вы подождете, я отведу вас в музей, он в миле отсюда, в свой обеденный перерыв. Алекс еще не вернулся, но я с удовольствием покажу вам наш музей.
