— Манюня, это я. — Я робко улыбнулась.
Подруга схватилась за сердце:
— Лизонька! Я так надеялась, что при мне этого не случится. Да когда ж это стряслось-то? Только на днях была жива-здорова! Да как же ты стала, ты стала…
— Человеком? — услужливо подсказала я, присаживаясь на лавочку.
Округлившиеся глаза Манюни в стеклах очков сделались похожими на глаза филина.
— Человеком? — ошеломленно проблеяла она и ткнула меня пальцем, угодив мне в бок.
— Ты что? — подскочила я. — Больно же!
— Лиз! — Придвинувшись ко мне, Манюня трясущимися руками схватила меня за локти. — Так ты живая, настоящая?
— А то какая же?
— Я думала, — забормотала она, глядя на меня с удивлением, — ты умерла и стала призраком.
— А что, к тебе уже раньше являлись призраки? — протянула я с изумлением. Перед этой сенсацией отступали даже мои известия.
Манюня замялась.
— По правде, да.
Вот это новости! Манюня — медиум!
— Что ж ты мне ничего не говорила? — выдавила я.
— А что говорить-то? — засмущалась моя восьмидесятидевятилетняя подруга. — Скажешь еще, совсем бабка умом помешалась.
Честно говоря, такая мысль меня посетила.
— И кого же ты видела, Маня? — ласково спросила я.
— Да вон, Клавдию с третьего подъезда. — Манюня мотнула головой и с недовольным видом поведала: — И дня в могиле не пролежала, как уже подкараулила меня у мусоропровода и давай жаловаться: крестик золотой нательный с ней не похоронили, туфли жмут, крест покосился. Три дня я ее нытье терпела, потом не выдержала, пошла к ее детям.
— И что они? — с упавшим сердцем спросила я. Как бы не пришлось потом подругу из психиатрички вызволять!
— Что, что, — Манюня шумно вздохнула, — зять ейный посмеялся да дверью хлопнул. А на следующий день дочка ее ко мне с коробкой печенья прибегает: мол, Матрена Егоровна, если еще мать увидите, спросите у нее, будьте добреньки, где она бабкины украшения спрятала. Всю квартиру перерыли — не нашли. А чего ее искать? Клавдия-то рядом стояла да все слышала. Указала она на тайник. Нашла дочь крестик, который забыли в гроб положить, и про туфли она призналась, что материного размера не было, вот и взяла на размер меньше, думала, Клавдии все равно на том свете. — Подруга задумчиво пожевала губами. — А оно вишь как.
— Погоди, — догадалась я, — это Клавдия тебя у мусоропровода подкараулила, когда ты свечку туда уронила?
Подруга кивнула:
— Я тогда впервые призрака встретила. Представляешь, Лизонька, сколько я страху натерпелась!
Представляю! Неудивительно, что Манюня с перепуга подожгла мусоропровод.
— И другие случаи были, когда к тебе призраки являлись?
Манюня с обидой взглянула на меня, почуяв мое недоверие:
— Были. Как кто помирает в доме, так все ко мне идут. Кто просит детям передать то, что при жизни не успел. Кто по поводу похорон распоряжения отдает. Была еще у нас одна такая, Степанида Ильинична — До того сериалы любила смотреть, так не поверишь! Родные ее хоронить уехали, а она у меня дома расселась последнюю серию своего любимого фильма смотреть…
— Уж не Степанида ли, — перебила ее я, — к тебе заявилась сериал смотреть, когда ты последний пожар из-за утюга устроила?
— Она, — подтвердила Манюня.
— И никакая подруга из Саратова тебе не звонила, это ты со Степанидой заговорилась? — догадалась я.
— Все так, — кивнула она. — Но не могла же я тебе в том признаться.
— А потом что с этой Степанидой стало? — потрясенно спросила я.
— Она как серию досмотрела, так пропала, — буднично отозвалась Манюня. — С тех пор я ее и не видела. Но скоро, чую, свидимся.
Похоронный тон Манюни мне не понравился.
— Маня, ты что, умирать собралась?
— Кому ж охота умирать? — не согласилась она. — Да только зажилась я уже на свете, Лизонька. Я же и мертвых почему видеть стала? Потому что сама одной ногой в могиле стою. С матерью моей то же самое сделалось за год до смерти. Я-то тогда думала: чудит старуха, не верила ей. А выходит, у нас что-то вроде дара. Да только открывается он незадолго до смерти.
Я вспомнила, как странно вела себя подруга в тот вечер, когда я призналась ей в своей любви к Алексу, и спросила:
— Манюнь, когда я недавно у тебя была и ты меня вдруг принялась выпроваживать, к тебе тоже какой-то призрак явился?
— Было дело, — не стала таить она. — Это Фрол Семеныч с третьего этажа приходил, просил напомнить соседу про долг. А то тот обрадовался, что платить не надо. Вот Фрол ему и велел передать: мол, нехорошо, а деньги пусть отдаст его сыну.
А ведь она, наверное, и Алекса за призрака приняла, впервые увидев со мной. То-то она растерялась, когда я представила спутника, и только потом вспомнила его по фотографии. Но уточнить я не успела.
— Ох, — спохватилась она, взглянув на меня, — что это я все болтаю! Лиза, ты мне лучше расскажи, что же это с тобой приключилось. Что, изобрели какое средство, чтобы вы могли при свете дня ходить?
— Манюня, ты не поверишь…
Я коротко поведала ей свою историю. Подруга охала, ахала, недоверчиво переспрашивала, прижимала сухонькую ладошку к моей груди, чтобы услышать биение сердца, и все никак не могла поверить в чудо, которое со мной произошло.
— Скажи, Манюня, — мне внезапно в голову пришла одна мысль, — а ты только недавно умерших видишь?
А если человека уже лет сто на свете нет, можешь его призрак увидеть?
— К чему это тебе, Лизонька? — нахмурилась она.
— Да вот послушай, что Алексей, мой бывший муж, учудил…
И я рассказала ей про вторую семью моего мужа-предателя, про ребенка, родившегося вне брака от неизвестной балерины, и про родство Алекса с Алексеем. Хотела бы я встретиться с обманщиком лицом к лицу и высказать ему все, что накипело!
— Пустое это, Лиза, — посуровела Манюня и неодобрительно взглянула на меня. — Дело прошлое, и ворошить его нечего. Твой Алексей, конечно, подло с тобой поступил, и сейчас, наверное, уже расплачивается за свои грехи. Да только прошлое не воротишь. К чему тебе эта встреча? Что было, то было. У тебя сейчас другая жизнь. Саша — хороший мальчик, он тебя не обманет, сразу видно. Прости Алексея и живи настоящим.
— Пожалуй, ты права, — согласилась я.
— Вот она, мудрость твоя житейская, Лизонька, — улыбнулась подруга. — Молодежь никогда не прощает обмана, не признает своих ошибок, а у тебя все это позади. Саше с тобой будет одновременно и легко, и сложно.
Я с любопытством подняла глаза.
— Легко, потому что ты умнее, уступать ему будешь, на пустом месте ругань разводить не станешь, а повздорите, так первая примириться пойдешь, — пояснила Манюня. — В жизни всегда так. Покамест оба молоды, всяк на своем стоит и всяк мнит себя правым. А когда один из супругов старше, то в доме завсегда лад будет.
