Речевая способность уже вернулась к нему, наркоз полностью отошёл. Он пожаловался на головную боль, тошноту и тяжесть во всём теле, я успокоила, что так бывает со всеми после операции на сердце. Однако, несмотря на самочувствие, ему хотелось поговорить:
— Мне снилась ты.
— Что я делала в твоём сне? — спросила я, чувствуя, как в горле встаёт ком.
— Мы гуляли по берегу моря.
— Я очень рада, что ты проснулся.
— У тебя глаза красные. — заметил он.
— Что, так заметно?
— Да.
— Ужас… Сейчас выйду на улицу, буду пугать людей… — разревелась я.
— Перестань. Диана… — он чуть сильнее сжал мою ладонь.
— Прости… Я так перепугалась за тебя… До сиз пор не верится, что главный кошмар остался позади.
— Не надо извиняться. Это я тут лежу, весь в трубках и катетерах. Хорошо, что жив остался… Надо было послушать тебя. Теперь всё будет хорошо. Иди домой, отдохни.
— Угу… Завтра в 9 утра уберут дренажные трубки у тебя из груди, это быстрая процедура, я приду раньше и помогу тебе.
— Хорошо, а то мне не нравится, когда меня трогает кто-то чужой. — попытался улыбнуться он.
— Я тебя не оставлю. А теперь постарайся уснуть. — я собрала вещи, поцеловала его и вышла.
На душе у меня стало спокойней: он уже мог реагировать на шутки и явно не собирался умирать. Когда я сказала, что с утра приезжали его родители, Дилан попросил не пускать их к нему, объяснил, что не хочет видеть никого, кроме меня.
Когда я уже подъезжала к дому, позвонил один из верховных и сообщил, что я как можно скорее должна отправиться в Верхний Волчок и попросить прощения у Егора, которому сказала, что девочка, предназначенная для него, никогда не родится. Я пообещала сделать это в ближайший выходной, хотя не понимала, что за срочность. Честно говоря, самым важным для меня было как можно больше времени проводить с Диланом.
В пятницу я, как и обещала, примчалась в больницу ни свет ни заря и сразу направилась в палату, где лежал Дилан. Ночью мне приснилось, как Дилан просит, чтобы я осталась с ним и никуда не уходила, помню, что в его взгляде и словах читалось отчаяние, мне стало страшно за него, а когда я проснулась, ощущение страха осталось.
Он ещё спал, поэтому я решила зайти к дежурному врачу и спросить о состоянии Дилана, мне сказали, что всё без изменений.
Когда я вернулась к нему снова и взяла его за руку, он открыл глаза.
— Извини, не хотела тебя будить. Как ты себя чувствуешь?
— Лучше. Только кошмары снились.
— Это нормально.
— Меня опять усыпят? — спросил он, имея в виду назначенную на 9 утра процедуру.
— Трубки снимут прямо здесь, это быстро, но потом необходимо будет поспать. Тебе нужно принимать препараты, чтобы закрепить результат операции.
— Мне от них становится плохо.
— Это ненадолго, тем более, реакция организма теперь должна быть более мягкой, ты уже давно не принимал транквилизатор, и на время приёма препаратов для сердца мы откажемся от них.
Пришёл врач и отправил меня в приёмный покой, осматривать вновь поступивших. В палату к Дилану я попала только после окончания рабочего дня:
— Привет, вот и я. Как дела?
— Мне плохо. — простонал он. Его голова моталась из стороны в сторону, как бы в знак протеста против боли.
— Скажи, что у тебя болит? Сердце?
— Всё болит. Меня накачали какой-то дрянью.
— У тебя плохая переносимость препаратов, потерпи немного, всё пройдёт.
— Я хочу пить. Не могу больше… — он снова застонал.
— Тише-тише, старайся дышать полной грудью. Я что-нибудь придумаю. — я погладила его по голове. — Скоро вернусь.
Разговор с дежурным врачом ничего не дал, тот решительно отказал мне в просьбе, в придачу ещё и выругал за то, что сама не понимаю, о чём прошу, и отвлекаю его по всякой ерунде.
Я стояла посреди коридора, кусала губы и думала, чем помочь Дилану. Мимо прошли две знакомые медсестры и пошутили, что у меня теперь круглосуточные смены. Внезапно мне в голову пришла идея: приготовить отвар из живицы. В итоге я села в такси, сделала всё, что хотела, и вернулась обратно в больницу.
На душе стало спокойней, когда Дилан выпил ещё тёплый отвар из бутылки. Ему практически мгновенно стало легче.
— Чудо-травка. Спасибо.
— Никому не говори, что что-то пил.
— Ты просто преступница. Я нас не выдам. — улыбнулся он. — Завтра мне ждать тебя?
— М-м-м… Дело в том, что мне позвонил верховный и сказал срочно ехать в Верхний Волчок к Егору. Это мальчик, который предназначен для… — я не закончила фразу.
— Не понимаю, зачем тебе туда ехать? Ты снова что-то скрываешь?
— Я сказала ему, что этот ребёнок никогда не родится. А у парня никого нет, он живёт в волчьей деревне один, самостоятельно. Может быть, своими словами я лишила его смысла жизни, это надо исправить. Я даже сомневаюсь, что у него есть хоть какие-то документы. Он не приспособлен к нормальной человеческой жизни, понимаешь? Я должна извиниться и успокоить его. — Дилан нахмурил брови и отвернулся. — Прости. Обещаю, в воскресенье я приду к тебе.
— Ладно, иди, уже поздно. Максимка тебя ждёт.
— Я не хочу прощаться, когда есть недоговорённости. Дилан, пожалуйста, не злись на меня, я сделаю всё, чтобы мы снова были счастливы.
— Я не злюсь. Увидимся в воскресенье. Да, и опусти мне койку, пожалуйста.
Я сделала, как он просил. Через минуту он уже крепко спал, и я знала, что это надолго, поэтому и сама отправилась домой — спать.
Максимка, как узнал, что я собираюсь ехать в Верхний Волчок к Егору, начал проситься со мной, сам встал с утра, собрал в рюкзак кое-какие «гостинца» в подарок, его не пугало даже, что в этот раз мы проникнем в деревню через море (так мы попадём сразу в волчью деревню, и не нужно будет несколько часов трястись на велосипедах в одну и в другую сторону, тем более, в моём положении это опасно). Максим с таким энтузиазмом вызвался навестить Егора, что я не смогла ему отказать, даже несмотря на то, что море уже остыло.
В 8 утра мы сели на автобус до Нижнего Волчка, на вокзале встретились с мамой, знакомый таксист согласился отвезти нас к старцам и дождаться (за отдельную плату).
Старцы недовольно покосились на меня за то, что решила провести через портал ребёнка. Я понимала, что нарушаю законы клана, но заверила, что ситуация под контролем и верховные обо всём в курсе.
На море был шторм, я велела Максиму, что бы ни случилось, держать меня за руку. К счастью, всё обошлось без происшествий и с первого раза. Давно же я не попадала в Верхний Волчок таким образом.
Когда мы вынырнули в спокойных водах волчьего мира, Максим воскликнул:
— Вау! Круто! А мы обратно так же будем нырять?
— Да. Идём, надо торопиться.
Мы забежали в самую ближайшую избу, спросили, где нам найти Егора. Женщина, открывшая дверь, тут же кого-то позвала. Нас впустили в дом, забрали наши мокрые куртки, взамен дали тяжёлые овечьи тулупы; было не настолько холодно, но это был знак гостеприимства, поэтому я с радостью приняла его. Нас вызвался проводить мальчишка лет двенадцати, который знал, где можно найти Егора.
До места добирались долго. Оказалось, Егор большую часть проводил в лесу, в своей охотничьей хижине на дереве, которую сам же смастерил.
— Егор! — закричал парень, Максимка тоже присоединился к нему.
Наконец, объект наших поисков выглянул и спустился к нам. Мальчишка, который провожал нас, попрощался и спустя минуту уже скрылся в лесной гуще.
— Привет. — начала я. — Я пришла попросить у тебя прощения за то, что обманула тебя.
— Не понимаю, о чём вы. — смутился Егор.
— Девочка, предназначенная для тебя, действительно скоро должна родиться. Я хочу, чтобы мы и вы виделись. Ты теперь член нашей семьи.
Егор сначала охнул, потом густо покраснел и часто заморгал. Было видно, что он вот-вот заплачет. Я подошла и обняла его, Максим последовал моему примеру.
— Мама, а что, у меня скоро родится сестричка? — удивлённо спросил сын.
