Я покраснела, да. И быстро ретировалась к включенному компьютеру, всем своим видом показывая, что ну о-о-очень занята. Но все это были цветочки, ягодки начались, когда через пару часов явился заметно вымотанный Кир с килограммом героина и… увидел золотую версию нашей интимной близости с гаем Огненным. М-да… Никогда не видела раньше, чтобы стены, как в карточном домике, от одного рыка назад падали, а кактусы выпрыгивали из горшков и пулей неслись прятаться под кровать.
Мы делили апельсин.
Много наших полегло…
Варвара Дмитриевна, как обычно, вышла из библиотеки перед ее закрытием. Поправила очки, привычно коснулась затянутых в тугой пучок волос и, накинув на плечи удлиненный пиджак старомодного фасона, направилась к остановке. Она чувствовала себя белой вороной в этом диком безнравственном мире, барышней из прошлого века, силой злого рока отправленной в будущее. В свои тридцать с небольшим Варвара Дмитриевна не была замужем, не имела детей и даже не удосужилась завести кота, ибо все рабочее и свободное время она проводила в окружении книг. Будучи филологом по образованию, эта женщина предпочитала людям пыльные архивы и доведенные до идеала картотеки в своей любимой библиотеке. Внешний мир пугал ее, отталкивал, казался грубым и негармоничным. Но с этой реальностью приходилось мириться… идя с работы домой, за покупками, в банк за зарплатой… Или слушая, как ругаются за стеной алкаши-соседи, и по десятому кругу набирая номер полиции.
Фырканье притормозившей рядом машины вывело Варвару из размышлений. Медленно поворачиваясь, она заметила сначала забрызганный грязью бок фуры, а затем и приветливо улыбающееся лицо водителя, смотрящего на нее из окна. Если б библиотекарша не была так хорошо образована и начитана, она назвала бы его лицо небритой рожей, а улыбку кривым оскалом, но внутренние блоки не позволяли ей даже мысленно опускаться до подобных формулировок.
Вася из соседнего подъезда работал дальнобойщиком. Был он мужчиной неплохим, но, к сожалению, недалеким и обладал, по мнению Варвары, примитивным словарным запасом, большая часть которого состояла из выражений, от которых аккуратные ушки женщины обретали пунцовый цвет. Вася же, напротив, считал себя виртуозом русского матерного, и потому крыл им всех и вся, не зависимо от того, какую эмоцию в свои фразы вкладывал. С помощью одних и тех же не самых приличных слов этот человек мог и похвалить собеседника так, что б ух… и обругать на чем свет стоит. Варвару Дмитриевну он воспринимал, как инопланетянку, но это не мешало ему испытывать к ней самые, что ни на есть, искренние симпатии.
Вот и сейчас, достав откуда-то замотанную в целлофан лилию, Василий протянул ее библиотекарше и, кивнув на сидение рядом, предложил подкинуть женщину до дома. Та привычно приняла цветок, обошла вокруг кабины и, забравшись внутрь, села у окна. Как обычно положила на колени саквояж, поверх него руки, затем улыбнулась соседу самой вежливой и доброй улыбкой и задала стандартный для их встреч вопрос:
— Как ваше самочувствие, милейший Василий Иванович? Устали небось после рейса?
И так же, как бывало всегда, мужчина переключил передачу, нажал на газ и с чувством ответил:
— И не говори, б*я!.. — и понеслось, ведь в отличие от немногословной Вари, Вася очень любил поболтать.
Так под его богатый на эмоции рассказ они и въехали в дерево на пригородной дороге.
Через пять минут…
— Живы! — сообщила Кейли-Оз, спрыгивая на землю из изуродованной кабины. — Переломы там, ушибы… но мозг не пострадал. У обоих. Отличная работа, Илин-Ули.
— Ты шелби куда прицепила? — пропустив мимо ушей похвалу аше-ары, спросил охотник.
— На виски, так быстрее контакт состоится.
Мужчина кивнул. На окруженной лесом дороге никого кроме них не было. Но это не значило, что вскоре здесь не проедет очередной «железный гроб» с пассажирами. Поэтому прикрыв заклинанием «невидимости» транспортное средство вместе с людьми, он отошел чуть подальше, присел на корягу и приготовился ждать. На то, чтоб шелби впитала словарный запас своих доноров, требовалось не меньше часа, в зависимости от полноты и разнообразия вышеназванного запаса.
— Иллюзию потренировать не желаешь? — поинтересовалась аше-ара, чья белая кожа меняла цвет на розовый, а короткие волосы удлинялись, сплетаясь в тугой пучок.
Очки же бывшая лучница решила снять со своего прототипа, а вот над одеждой пришлось попотеть, так как авария для парочки подопытных не прошла даром. А натягивать на себя и без того дурацкие шмотки, так еще и заляпанные чужой кровью, Кейли из рода Оз брезговала.
— Успеется с иллюзией, — устало отозвался аше-ар, который только что заставил железную махину свернуть с дороги и впечататься в дерево. — Не до того пока.
— Как думаешь, что там наш принц делает? — спустя пару минут вновь заговорила блондинка.
— Мой шарту сторожит, — хмыкнул мужчина. — Или шарту его.
— Все еще считаешь, что зря мы Эвана с собой притащили, да? — в пятый раз протерев очки, Кейли поморщилась. Толстые линзы искажали реальность и «давили» на глаза. Бросив попытки к ним привыкнуть, бывшая стражница просто выбила стекла и создала иллюзию новых. — Так-то лучше, — довольно пробормотала она.
— Ну, — охотник помолчал, глядя вглубь иномирного леса. Непривычного, темного… с буреломом и пугливым зверьем. И все же деревья оставались деревьями, независимо от планеты, на которой они росли. Корни, стволы, крона — все как везде. — В Неронге мальчишку тоже нельзя было оставлять. Он слишком неустойчив, как магически, так и эмоционально. А тут… у него есть прекрасный шанс лично увидеть истинное лицо своего сиятельного папочки. Мы ведь не собираемся убивать беглецов, верно, Кейли? — та кивнула, не отвлекаясь. — Наша главная цель — слежка. Вот пусть тоже следит. Но только после того, как я буду уверен, что он не натворит глупостей.
— По-моему, ты никогда в этом не будешь уверен, — клыкастая усмешка на лице барышни «синий чулок» смотрелась дико.
— А это, Кейл-л-ли, — нарочно смакуя ее имя, произнес аше-ар, — зависит только от тебя. Ты ж его… наставница, — не скрывая иронии, добавил он, но лучница не обиделась. Она была полностью поглощена работой над своим новым образом.
На Землю эта троица явилась утром. Вышли возле небольшого храма с выжженным садом. На крыльце горланил песни странно потрепанный мужик, одетый в черное платье, в моменты передышки он пил из ковша какую-то темную жидкость. Рядом стояла бочка с тем же напитком, поднос с вяленой рыбой и картина с изображением женщины, держащей на руках младенца. Мужик был пьян, но видимо не до конца, раз продолжал хлебать явно хмельную наливку и распевать веселые куплеты.
