мне свои соболезнования и поминальные подарки. Как так вышло, что Касым и Эдала остались в живых, но не вернулись сразу же домой?
Когда я рассказал об этом Эдале, гнев, который я испытывал по отношению к ней и своему брату, снова вышел на поверхность. Они оставили нас, оставили нашего больного отца. И они оба были живы. Сжав колени, я вспомнил о том, как оплакивал их, как оплакивал потерю всей своей семьи. А они все это время были живы и эгоистично выжидали удобного момента, чтобы вернуться.
Как оказалось, Касым решил украсть у меня трон.
Мне хотелось выместить свой гнев на Эдале, но выражение её лица заставило меня попридержать язык. Её щеки были мокрыми, когда она снова на меня взглянула. Ужас заставил уголки её глаз и губ опуститься. Она провела руками по лбу и застонала.
— Самое ужасное, что я не могла вернуться домой. Я не могла вернуться к тебе.
— С твоей стороны было эгоистично оставаться здесь, — сказал я.
— Мазира, — прошептала она, — такая жестокая. О, Саалим.
Она снова умоляюще посмотрела на меня.
— Ты столько всего пропустил, столько всего произошло. А Эмель знает?
— О чём? — огрызнулся я, становясь нетерпеливым.
— Она, должно быть, знает, — прошептала она сама себе. — Это бы всё объяснило. Но я думала, что она тебе расскажет. По-видимому, этого не случилось.
Она снова посмотрела на меня.
— Позволь мне начать с самого начала.
Она сделала глубокий вдох и начала.
Дворец никогда не был для Эдалы домом. Может быть, потому что обстановка там была напряжённой — между Касымом и мной, между матерью и отцом, между Эдалой и моей матерью — а, может быть, королевская жизнь была не для неё?
— Жизнь принцессы со всеми этими улыбками, красивыми платьями и подарками никогда не привлекала меня так, как Надию. А ещё я влюбилась, Саалим, — тихо сказала она.
Я бы никогда не подумал о том, что мы с Эдалой будем делиться друг с другом своими любовными делами. Она посмотрела в сторону домов на дереве и снова заговорила:
— Отец запретил мне встречаться с ним, потому что он был не королевских кровей.
И тогда Эдала обратилась к Захаре.
Захара позволила Эдале проводить дни и ночи у себя дома, и помогла ей сбежать от той жизни, которую Эдала не любила. И вот, находясь в укрытии дворцовых садов, Захара начала учить её магии.
— Она видела, что я несчастна, и была ко мне добра, поэтому я не поняла, что она пошла ещё дальше. Я не знала о том, что она задумала…
В её словах послышалась горечь раскаяния.
Захара была очень умелой колдуньей. Она была сильной. Но Эдала видела, чего ей стоило получить всю эту силу, как и знала, что Захара могла получить ещё больше. Поэтому она ушла в пустыню.
— Отец запретил мне вести ту жизнь, которую я хотела, вместе с любимым человеком, поэтому я решила уйти. Но я уехала учиться магии, а не в поселения, как я ему сказала.
Она знала, что для того, чтобы получить желаемое от Мазиры, надо было принести жертву.
— Когда мне так и не удалось обрести ту связь с богиней, о которой я мечтала, но мне было больше нечего ей дать, я решила попробовать ещё раз. Я решила отдать ей свою душу.
Эдала покинула свой шатёр, когда солнце стояло высоко в небе, и отошла на приличное расстояние от тени или какого-либо укрытия. Она легла на спину, позволив песку опалить её кожу, а солнцу опалить её тело. Жара начала иссушать её, и это было мучительно больно. Если бы она умерла, она бы умерла в попытке получить ещё больше магии, чем любой другой колдун. Наконец, она решила, что больше не может этого выносить, и тогда она представила, что она скорпион с твёрдой чешуей, которая защищает её от солнца. Она закрыла глаза и поверила в это. Когда она снова открыла их, она превратилась в скорпиона.
— Мазира забрала мою душу, — сказала Эдала. — Но она не оставила её себе. Она отдала её обратно, и вместе с ней — она дала мне всё. Я не нахожусь в её власти, как любая другая колдунья, которая устаёт после использования её магии. Или как джинн, который связан веревками своего хозяина и Мазиры. Я си’ла. Я свободна.
Я молчал. Я слышал о си’ле только в легендах. Это был всемогущий дух, который мог менять обличья и считался злым. Я рассказал ей о том, что знаю, и она рассмеялась.
— Да, то же самое говорят о джиннах, и я тебя уверяю — не всё из этого правда.
Она посмотрела на меня знающим взглядом, который я не понял.
— Значит, ты обладаешь магией, — выдохнул я. — Но это не объясняет всего.
— Нет, — согласилась она. — Это ничего не объясняет. Саалим, ты слышал легенду о джинне и ахире?
Я озадаченно уставился на неё.
— Нет, но Эмель рассказывала мне одну историю…
Тогда я болел. И я плохо её запомнил.
Эдала кивнула.
— Значит, она помнит.
Она снова рассказала мне эту историю.
Принц оказался заточён в сосуде, попросив колдунью спасти его дом. Он был вынужден исполнять желания других людей, пока его город пребывал в руинах, и превратился в место из легенд. Его дом мог восстановиться только после освобождения принца. Он был рабом и сменял хозяев одного за другим, пока однажды его не нашёл один необычный человек. Это была ахира, которая находилась в плену двора своего отца. Она была точно таким же рабом, как и джинн.
Они влюбились друг в друга, и когда ей стали угрожать тем, что лишат её дома — и джинна — она загадала своё последнее желание, в котором попросила свободы. Это желание снова сделало джинна человеком, и он смог стать королём своего восстановленного города.
— А что стало с ахирой? — спросил я, моё сердцебиение ускорилось.
— Похоже, она отправилась за ним в его дом, — прошептала Эдала. — Его домом был Мадинат Алмулихи. Той колдуньей была Захара. А ты был тем принцем.
Мою шею обдало холодом. Я крепко сжал кулаки, желая, чтобы эта история оказалась неправдой.
— Это невозможно.
Но когда я это произнёс, я понял, что это не так.
— Я могу это доказать.
— Как?
Я едва расслышал свои слова сквозь стук бьющегося сердца.
— Я могу вернуть тебе воспоминания, которые забрала у тебя Мазира.
Я резко перевёл на неё взгляд.
— Что ты имеешь в виду?
— Когда Эмель пожелала свободы, Мазира исполнила её желание. Но
