– Все что угодно. Ты взрослый человек. Решай сама, кем тебе быть – хирургом, матерью, женой или всем одновременно.
– А что делать с камнями?
– Запри их в шкаф. Никому не говори, что они у тебя есть, за исключением одного человека. Мишель тоже обещала мне молчать. И она сдержит слово.
Саддин повернулся и вдруг исчез, словно растворившись в воздухе.
– Ты с кем-то разговаривала? – В то же мгновение перед ней появился Томас. Он держал в руках две тарелки с аппетитными бутербродами.
– Нет, – ответила Беатриче, не уверенная в том, слышал ли Томас голос Саддина.
– Мне почудился мужской голос. И этот запах… – Он принюхался. – Пахнет жидкостью для бритья. Какой-то восточный привкус. Мне он напоминает…
– Цветочный запах, – ответила Беатриче, откусывая хлеб.
… Шесть камней Фатимы лежали в деревянной шкатулке. Она спрятала ее на верхней полке платяного шкафа. Там они будут в полной безопасности. Хотя бы на первое время.
Расскажет ли она когда-нибудь обо всем Томасу? Может быть, но позже. Почему-то она была уверена, что он ей поверит. Никогда раньше она не думала о нем.
А сейчас вот сидит на ступеньках своего дома, и от звуков его голоса у нее хорошо на душе. Все-таки удивительная штука – жизнь.
Беатриче взглянула на звездное небо. Прямо над ней сиял глаз. И, кажется, он улыбался ей.
– По-моему, он просыпается.
– Ты думаешь?
– Да, он моргнул. Смотри, он шевельнул рукой! Взволнованный шепот становился все явственнее. «Если в человеке теплится даже самая малая искра жизни, она не может его не волновать», – размышлял Моше Бен Маймон. Он попытался открыть глаза, хотя ему очень не хотелось. Он не желал видеть, куда на этот раз его занес волшебный камень. У него не было никакого желания привыкать к новому окружению. Он хотел наконец-то обрести покой. Но, несмотря ни на что, Моше Бен Маймон открыл глаза.
Он увидел склонившегося человека с черными, как смоль, волосами. Рядом стояла женщина, далеко не молодая, но прекрасная, с бледно-голубыми глазами и аристократическим носом. Это лицо он вспоминал во время своих бесконечных странствий и любил больше всего на свете. Это была Сара, его жена. Теперь он понял, где находится. Он у себя дома, в Каире.
Моше Бен Маймон закрыл глаза и заплакал. Это были слезы радости, что он наконец дома. «Господи, как мог я усомниться в Твоей доброте и милосердии?» – устыдился он.
Сара нежно гладила его по волосам, целовала в лоб и щеки.
– Бог милостив, ты снова с нами, – прошептала она, и он почувствовал на своей щеке ее горячие слезы. – Я так боялась, что ты навсегда покинул нас.
Моше взял руки жены и, поцеловав, положил их себе на грудь.
– Я не мог так поступить. – Он улыбнулся. – У меня еще есть немного времени – ровно столько, чтобы закончить важные дела и решить вопрос с похоронами.
– Твоими похоронами? Ты не должен так говорить, Моше! – В ее голосе звучали страх и возмущение. – Когда ты окрепнешь, то снова пойдешь в синагогу и будешь читать проповеди, как раньше.
– Нет, теперь все будет по-другому.
Сара покачала головой. Он боялся, что она сейчас снова расплачется. Но нет, его сильная и мужественная жена сдержала слезы, улыбнувшись ему.
«Господи, благодарю Тебя, что Ты послал мне эту дивную женщину. Всю жизнь она была моей опорой и утешением».
– Али аль-Заде, подойди ближе. – Моше поманил к себе молодого человека, своего друга и помощника. – Хочу попросить тебя. После моей смерти возьми себе мои рукописи и охраняй их от тех, кто слепо придерживается каждой буквы Писания, считая меня еретиком. Ты мой ученик, моя правая рука и мой друг.
Араб благоговейно склонился над раввином.
– Ребе, для меня великая честь помогать вам. Я благодарен судьбе за то, что мне довелось записы вать ваши мысли, что я…
– Довольно, друг мой, – перебил его Моше. – Если и дальше будешь говорить в том же духе, я зазнаюсь. Мне нужно сказать тебе кое-что еще. Позаботься о Саре. Ты будешь ей очень нужен после моей смерти. Каирские евреи сведут ее с ума своими траурными торжествами и поминовениями.
– Все эти годы она была мне как мать. Моя семья с большой радостью примет ее в свой дом.
– И еще. Возьми этот камень, Али, и бережно его храни. – Моше вложил ему в руку сапфир.
– Да, но это… – Молодой человек, не веря своим глазам, уставился на камень, от которого исходило голубое сияние. – Это ведь…
– Ты прав, Али, это у-бина. Передай камень своей семье, и пусть она хранит в тайне это драгоценное сокровище. Слишком много людей хотели бы завладеть у-биной. Они готовы ради этого пойти даже на убийство. Пусть камень находится в вашей семье до тех пор, пока в один прекрасный день кто-нибудь из твоих далеких потомков не встретит женщину по имени Беатриче Хельмер. Этой женщине можно спокойно доверить сапфир. Только ей, и больше никому. Ты меня понял?
Али кивнул. С благоговейным трепетом он прижимал камень к груди.
– Ребе, клянусь всеми святыми, что я и моя семья будем свято хранить у-бину. Мы будем гордиться этим и вечно благодарить вас за эту честь.
Моше улыбнулся. Али аль-Заде никогда не нарушит клятву. Жизнь идет по спирали.
Он выполнил все, что оставалось ему в этой жизни. Шесть камней Фатимы были в надежном месте – у Беатриче. Седьмой – в руках Али. Сара стояла рядом. Он чувствовал ее руку. Почти пятьдесят лет она сопровождала его в этой неспокойной жизни, полной противоречий, сомнений, клеветы и почитания. Они любили друг друга. Она не оставляла его и тогда, когда камни Фатимы уносили его в фантасмагорические путешествия. Осталась несбыточной только одна мечта – соединить воедино все осколки глаза Фатимы. Но он ни на минуту не сомневался в том, что люди разных вероисповеданий – иудеи, христиане и мусульмане – когда-нибудь будут жить в мире и согласии, и камень Фатимы поможет в этом.
Моше улыбнулся. Да, теперь он может быть спокоен. Сейчас он закроет глаза и будет спать, спать, спать…
На самом деле Авиценна (Ибн Сина; 980 – 1037) – перс. – Здесь и далее прим. перев.
Первоосновы аюрведы, древнеиндийской медицины.
