моей головы никуда не исчез. – Завтра, во время первого рассвета ты должна дать мне ответ. И взойти на алтарь до того, как начнётся второй.
Два солнца, два рассвета. И ритуал, который из её слов как-то слишком напоминает жертвоприношение. Со мной в роли жертвы.
− Понятно. Надеюсь, ты не собираешься опять засунуть меня в карцер без окон и дверей на всё оставшееся время? Разве так поступают с теми, кому вроде как пытаются помочь? – испытующе смотрю на брюнетку. – С такими методами я ещё решу, что ты какая-то злодейка й задумала что-то недоброе.
Хамана удивлённо вздёргивает бровь. И хищно улыбается.
− Знаешь… Ты нравишься мне всё больше и больше, Женя, − мурлычет вкрадчиво. – Нет, больше не собираюсь. Тебе предоставят покои, достойные столь важной гостьи. Посмотри сама.
И она взмахом руки будто рассекает пространство. Образовавшаяся щель, истекая тьмой, разрастается, пока не образует что-то наподобие арки, через которую видно совершенно другое помещение и что-то весьма напоминающее кровать.
Принимать её предложение мне откровенно стрёмно. Но раз уж я делаю вид, что играю по её правилам, придётся рискнуть.
Шумно выдохнув, решительно шагаю в межпространственный переход. Трещотка, встревожено застрекотав, устремляется вслед за мной.
На этот раз Хамана, кажется, не обманула. Я действительно оказываюсь в какой-то комнате, напоминающей огромную спальню, совмещённую с целой чередой других помещений.
Оглянувшись, замечаю, что сама брюнетка за мной не пошла.
Ну и слава богу. От этих вымораживающих чёрных глаз у меня мороз по коже. Невозможно с мыслями собраться.
Бегло осмотрев выделенное мне временное пристанище, через открытую арку выхожу на полукруглый балкончик. Касаюсь пальцами шероховатой ограды, сжимаю край до побелевших костяшек. Дыра в груди отзывается жгучей пульсацией. Поднимаю взгляд ввысь, до рези в глазах всматриваясь в чужое сиреневое небо с двумя слепящими дисками «солнц». Мне бы раскинуть руки и взмыть над чуждым городом, которого я практически не вижу за пеленой слёз и света.
Где-то там, за пределами атмосферы Имаран, на орбите этой чёртовой планеты кружит Саяре, космический корабль двух вероломных хвостатых братьев. Наверное, Са-ард и Шоа-дар сейчас мчатся к нему на джете, чтобы отправиться дальше в путь, следуя важному для них маршруту. Наверное, уже спустя несколько стандартных суток они забудут о своей «игрушке», сосредоточившись на более важных делах. И вряд ли будут сожалеть… Подумаешь, поимели и бросили…
Шмыгнув носом, закусываю губу. Чувствую, как по щекам струятся слёзы.
Предатели!
Будь они хоть тысячу раз в своём праве, всё равно… предатели!
Сколько бы я ни готовила себя к нашему неотвратимому расставанию, сколько бы ни убеждала себя раньше, что справлюсь, сейчас я чувствую себя растоптанной и сокрушённой. Отвергнутой и униженной. Потому что не так всё должно было быть. Не так.
Вот кем я была для них. Игрушкой, которая никогда не будет превыше долга.
Как всегда, не имеющая значения. Чего я ждала? Меня даже родная мать не любит в достаточной мере, чтобы ради меня чем-то жертвовать. Что уж говорить об этих змеехвостых гадах.
И ведь я даже не могу сказать, что они разбили мне сердце. Моё хрупкое, ранимое человеческое сердце не здесь. Оно умирает где-то там, на Земле.
Боже. О чём я думаю? Да пошли они!
Рыдания сменяют истерическим смехом. Пошли они!
Пусть я никому не нужна. Тогда и мне никто не нужен.
Знать бы ещё, что теперь делать? Просто взять и вручить свою жизнь этой кошмарной суке Хамане, согласившись на её ритуал? А если и она меня обманет? Как получить гарантии?
− Ур-р-р-стр-р-рт-т, − вдруг слышу я внизу.
И в мою щиколотку снова тычется голова моего новообретенного… друга.
− Привет, малыш, − ещё раз шмыгнув носом, я вытираю слёзы и приседаю рядом с Трещоткой. – Хоть ты меня не бросил.
− Ур-р-р.
− Вот как мне быть? – вздыхая, чешу его за бочок. − Не доверяю я этой жуткой Хамане. А выбора у меня нет. Если она сказала правду, моё настоящее тело скоро умрёт. И я навсегда останусь куклой. Но как я могу ей довериться, просто взойти на какой-то там алтарь и позволить этой особе проводить надо мной свой неведомый ритуал? Это же… даже звучит глупо.
− Ур-р-р-р, − Трещотка снова тыкается головой мне в руку.
И там, где он прикасается, кожа вдруг начинает вибрировать, а в голове внезапно вспыхивает яркая картинка, на которой я вижу себя со стороны на этом самом балконе, подсвеченную мягким золотисто-лиловым светом двух «солнц».
− Что это было? – замираю ошарашенно.
− Ур-р-р, − снова ластится ко мне Трещотка. Странная вибрация повторяется. И я вижу теперь Хаману, окутанную клубящейся тьмой. Её чёрные, как космическая бездна, глаза и коварную, жестокую улыбку на алых губах. – Стр-р-р-р-р, − дрожит мой маленький друг, прижимаясь ко мне всем телом.
− Это ты мне показываешь? Ты тоже считаешь её жуткой? – спрашиваю почему-то шёпотом.
И в мыслях мелькает калейдоскоп картинок, со стремительно несущимися навстречу домиками-шариками и мостиками между ними. Дыхание перехватывает ужасом и ощущением свободного падения. Внезапные тиски чьих-то объятий и резкий сильный удар выбивают из меня дух... и буквально выбрасывают из видения.
Я в красках вспоминаю, как черноволосая сука просто взяла и просто бросила этого милого малыша в пропасть. Конечно, он считает её жуткой.
− Извини. Глупый вопрос, − вздыхаю. – Для тебя она наверняка исчадие ада.
Время снова потянулось паленной резиной.
Вернувшись в спальню, я немного побродила по остальным комнатам, чтобы осмотреться. Не столько из чувства настоящего любопытства, сколько из желания не поддаваться чёрному унынию. Интерьер ожидаемо оказался чуждым и необычным, и будь я менее заторможенной, наверное, гораздо более внимательно рассмотрела бы каждую деталь.
Но, истощённая физически и морально, я таращилась на все эти вычурные, диковинные предметы интерьера словно со стороны и практически слепо. Нашла даже дверь, притом незапертую. Но идти куда-то, искать что-то... просто не хотелось. Бежать с планеты мне некуда. Да и не решит это моих проблем, не вернёт меня назад, домой. А смотреть достопримечательности, или общаться с кем-либо у меня тем более нет настроения.
Так что все мои попытки бороться с апатией и унынием скоро сошли на нет.
Ничего умного в голову не приходило. Решение не находилось. Безумный страх физической смерти, боль жестокого предательства, тоска по моей прежней понятной, земной жизни, только усугубили и без того расшатанное, угнетённое состояние психики.
