Просыпалась плохо, тяжело и долго. Не потому, что разбудила Энджи, а потому что было мерзко.
От сухости во рту, треска в башке и снова слишком яркого света, пробивающегося из окна.
Я натянула одеяло выше, застонала, уткнувшись в подушку, и… застыла.
Какого хрена?
Я осторожно села и только после этого рискнула открыть глаза.
Картина ситуацию прояснила мало.
Я была у себя, в своей спальне, под своим одеялом и на своей подушке. Часы на зеркале показывали половину седьмого утра. Из одежды на мне футболка и трусы. Точно не те шмотки, в которых я так счастливо выключилась вчера.
Я ведь за столом отрубилась… Точно помню. Как оказалась в кровати? Доползла в пьяном бреду? Еще раз внимательно и осторожно огляделась, прислушалась. Казалось, что в квартире никого нет, но мурашки размером с кулак и дурное предчувствие отпускать не собирались. В теле натянулся до пронзительного звона каждый нерв.
Я спустила ноги на пол, хватаясь за тумбочку, чтобы переждать приступ адской боли в башке, поднялась. И когда уже собиралась сделать первый шаг, на кухне что-то звякнуло. Громко. Неожиданно. Страшно. Звук отдался в воспаленных мозгах колокольным звоном и ошпарил кислотой и без того напряженное тело.
Всего несколько секунд напряженной тишины и звон повторился, опять чиркнув по нервам, как бритвенным лезвием по только начавшей затягиваться свежей кожей ране. В горле запершило, сдавило грудную клетку, вкус перца вспыхнул ядом на кончике языка. И тут из самого темного уголка моего нутра поднялась злость. Горячая, голодная ярость. Тело качнулось вперед само, сжались в кулаки руки.
Я втянула несколько раз, ставший вдруг ледяным, воздух и выскользнула в открывшуюся бесшумно дверь, скользнула в коридор, хватая длинный рожок для обуви.
Трясло.
От какой-то дикой смеси страха и чудовищной злости. Какое из чувств было сильнее, не понимала. Последний шаг из коридора на кухню я сделала между ударами собственного сердца, облизала пересохшие губы, крепче сжала металлическую хрень в руках. Длинную, неудобную, но… какие еще варианты? Тело напряглось. Каждая мышца, каждый нерв. Частил в висках пульс, впиваясь острыми иголками в раскалывающиеся виски.
Пригнулась, отвела руку, шипя сквозь зубы, чтобы не кричать. И в следующий миг остановилась у стола, упала безвольно на стул у распахнутой двери.
— Я придушу тебя, Ястреб, — вышло вместе со свистом воздуха, вырвавшимся из легких. Гор тут же повернулся от плиты. Улыбнулся.
В спортивках, футболке, в темных волосах поблескивали капли воды, на сковороде что-то шипело, солонка, перечница, еще какие-то приправы рядом в ряд.
Жадный глоток воздуха с моей стороны.
Я смотрела на Игоря, и не могла больше выдавить ни звука. Ударился с громким металлическим звоном рожок о плитку пола, заставляя Гора перевести на него удивленный взгляд. А из моей груди все-таки вырвалось то ли рычание, то ли стон. В груди клокотало что-то странное и липкое. Не было бы так хреново, я бы его действительно сейчас придушила. Слишком велико искушение.
— Не хотел тебя пугать, — снова улыбнулся он. Осторожно улыбнулся, как будто все понимал. Хрен знает, может и понимал.
— И тем не менее напугал. Что ты здесь делаешь и как вошел? — процедила, стараясь не шевелиться. Адреналин начал спадать, и меня скручивало от боли.
Ястреб посмотрел как-то странно: со смесью недоверия и удивления, отвернулся к плите, накрыл крышкой сковородку, зазвенел чашками. Он странно непривычно смотрелся на моей кухне. Вообще все сейчас происходящее выглядело не более чем пьяной фантазией. Хотя бы потому что, кажется, на этой кухне впервые кто-то по-настоящему что-то готовил. Да и внешний вид Игоря… Слишком уверенные движения.
Нервный смешок замер на губах, но так и не сорвался. Я все еще ждала ответ.
— Меня впустила Энджи, — сказал так, как будто это все должно было прояснить. — Как ты себя чувствуешь?
— Башка трещит, — пожала плечами. — Почему ты…
Я хотела спросить, почему он вернулся, почему гребаная Энджи его пустила, но договорить мне никто не дал. Ястреб потянулся к кухонному острову, а в следующий миг поставил передо мной стакан с какой-то мутной белой дрянью внутри. Как разбавленное водой молоко.
— Пей, — мотнул Гор головой и опять вернулся к готовке. — Пей, Слава, станет легче.
И то ли мне показалось, то ли нет, но прозвучала фраза насмешливо и до странности ласково одновременно. Меня переклинило.
Я залпом осушила стакан, не отдавая себе отчета в собственных действиях, с шумом поставила его на стол, продолжая сверлить взглядом широкую спину.
— Иди в душ, через пять минут будет готов завтрак, — снова все те же интонации, кажется, его забавляла моя растерянность и злость. Вообще забавляла вся ситуация. Напряжение между нами. Божественное, сука, откровение о том, что он напряжен не меньше моего, пришло в тот же миг, как я сделала последний глоток безвкусной бурды.
И смешно мне не было, было… непонятно. Дичь. Лютая.
Но я все-таки поднялась и действительно ушла в душ. Может, смогу собраться с мыслями?
В ванной, правда, я снова зависла, залипнув на чужой зубной щетке, бритве, пене для бритья. В корзине валялось полотенце, а на сушилке висело новое.
Я рассматривала чужое барахло на собственной раковине несколько секунд, растянувшихся жвачкой, и в башке снова звенело. Не понимала даже толком, на что смотрю. Просто пялилась, как будто меня заклинило.
Вдохнула, выдохнула и все же встала под струи воды, запрокидывая голову. А через пару минут, все-таки худо-бедно собрала растекающиеся мозги в кучу. Что все это значит, понятно. Не понятно, с хрена ли и как…
Ну и самоуверенность Ястреба, само собой, не переставала поражать. И раздражать.
Я массировала голову пальцами, смывала с тела гель, вытиралась и все прокручивала в башке варианты того, почему Энджи могла его впустить. Гор не видел код, я открывала дверь по отпечатку… И как тогда?
Могла ли я сама впустить Ястреба и забыть?
Бред какой-то… Последнее, что я помнила из вчерашнего вечера, как отправила ему сообщение и отрубилась за кухонным столом. Никаких указаний Энджи не давала. Это что, какой-то волшебный вискарь, который отрубает память? Если да, то можно мне бутылок десять? Нажрусь вусмерть и забуду об аноне и Светозаре.
Я замотала волосы полотенцем и вышла из ванной. Злость ушла вместе с адреналином, остались только непонимание и растерянность. Ну и туева туча вопросов, само собой, к одному слишком самоуверенному гению.
Завтрак был действительно готов. Ястреб сидел за столом и медленно потягивал кофе из кружки, что-то листал в телефоне. Стоило мне опуститься напротив, тут же поднял на меня взгляд, переворачивая смарт экраном вниз.
— Лучше? — спросил, отставляя кружку.
Я просто кивнула, делая глоток из своей, рассматривала его. В утреннем свете из окна, за моим столом. Волосы смоляные, ртутные глаза, жесткую линию скул и широченные плечи, обтянутые зеленой футболкой. С-ю-ю-юр. Но, кажется, я повторяюсь.
— Ты мне написала вчера, Лава, — дернул он уголком губ, вглядываясь в глаза, каким-то непостижимым образом отвечая на вопрос, который крутился на кончике языка.
— Это я помню. Извинилась и сказала, что ты прав, — я вертела в руках ложку, рассматривала творог с фруктами в собственной тарелке, пыталась разобраться в себе. Башка все еще трещала, но уже не так сильно.
— А больше ты ничего не помнишь? — спросил Гор с улыбкой. Я почему-то опасалась поднять на него взгляд, отрывисто покачала головой. В кухне воцарилась тишина. Ястреб чего-то ждал, я пыталась откапать в похмельной голове хотя бы какой-то намек.
Через пару мгновений слуха коснулся шорох чужой одежды, еще через несколько секунд Игорь оказался рядом на корточках, развернул стул вместе со мной, ловя в ртутную ловушку собственного взгляда мой, опустил огромные лапища на голые бедра, улыбнулся.
— Я был неправ вчера, Лава, — потерся колючей щекой о тыльную сторону ладони и снова поднял на меня почти черные глаза. — Не в том, что сказал, а как сказал. Прости. И… раз ты не хочешь переезжать ко мне, я переезжаю к тебе.
