собой разумеющееся, потому что оно записано в ней, как на виритте.
Я сдавленно хрюкнула.
«Тебя понизили до виритты».
«А тебя вообще Валентайн не узнал».
Понимая, что мы сейчас договоримся, я снова вернулась к драконьему:
— О таком я, если честно, не думала. С другой стороны, Ленор же тоже из Даррании, ее сознание должно адаптироваться.
— Ее — да, но не твое. Тем более что это не ее родной язык. В любом случае, давай попробуем, — Люциан потянулся за конвертиком с мясом, и надо же было мне потянуться за тем же самым конвертиком! Произошло это настолько быстро, что я схватила вместо конвертика его пальцы, а он сжал мои. От прикосновения, мимолетного — я тут же отняла руку, словно ударило током сквозь подушечки через предплечье и до самого сердца.
К счастью, Люциан ничего не заметил.
— Попробуем поговорить, — добавил он и кивнул на тарелку. — Как ты скажешь «Я собиралась взять паэттан»?
— Ae-var tonnare deare paettan.
— Ae-var tonnarh deare paettan.
— Да почему?! — взвыла я.
— Потому что ты сказала «Я собралась взять паэттан». То есть определила будущее время. В таком случае проще сказать: Ae-var deares paettan. Я взяла паэттан. Если ты уже собралась, ты это делаешь. То есть это уже действие. А в нашем случае, ты собиралась взять, но что-то тебе помешало. И нам непонятно, возьмешь ты его в будущем, передумаешь, или его вообще уведут у тебя из-под носа.
Подтверждая теорию практикой, Люциан стащил конвертик с тарелки, оставив там второй. С сыром. И смачно откусил.
Я даже рот раскрыла:
— То есть все это «я хотел тебя покормить» было для того, чтобы поесть самому?!
Он рассмеялся.
— Ae-var tonnarh ta-arn varre. R’a ae-var ette rreises.
Я едва успела перевести в голове «Я собирался тебя покормить, и я это сделаю», а он уже отломил кусочек сытной сдобы и протянул мне. Поднес к самым моим губам, коснувшись их мягкостью выпечки и кончиками пальцев.
Я дернулась. Вздрогнула от неожиданности и от слишком ярких ощущений, которые током прошлись по коже от этого прикосновения.
Опять Ленор балуется.
И не только Ленор. Люциан тоже балуется. Я ведь не шутила, когда сказала, что ему жизненно необходимо затащить меня в постель. Именно меня. Зря я ему тогда рассказала про Ленор, глядишь, сейчас бы уже успокоился и отстал от меня, наконец. Но теперь…
Я сама не поняла, как это случилось. Просто накрыла губами кусочек булочки вместе с его пальцами и втянула в себя.
Как тебе такое, а, Драгон?
Лена-шарахающаяся-от-тебя вызывает спортивный интерес. А что будет, если Лена перестанет шарахаться?
Я снова увидела вспыхнувшие в его глазах звезды. Те, от которых золото в радужке становилось более тягучим, густым, более раскаленным. Оно набирало силу и цвет, билось о границы зрачков, и в этом ритме сейчас почему-то билось мое сердце. На миг стало нечем дышать, потом воздуха стало слишком много, и закружилась голова. Особенно когда он провел пальцами по моим губам, с нажимом. Бесстыдной лаской утверждая на меня свое право.
Я забыла о том, что мне еще и жевать полагается. Сглотнула сухой кусочек сдобы целиком, закашлялась и отстранилась, откинувшись на спинку стула.
Губы горели, как после самого что ни на есть откровенного поцелуя. Хотя я бы сказала, как после часового сеанса этих самых поцелуев с короткими перерывами на подышать.
Чтоб его!
Чтоб их всех!
Мне даже тело досталось со встроенной хотелкой Люциана Драгона, и как теперь с этим жить? В смысле, мне-то понятно, как с этим жить. Или нет?
— Я действительно не хочу быть твоим другом, Лена, — хрипло произнес он. — У меня это просто-напросто не получится.
— Ну, с друзьями разобрались. Значит, ты все-таки пойдешь к магистру Доброе утро и откажешься?
— С чего бы? Мне все понравилось.
Я чуть не взвыла. Опять!
— И тебе, насколько я вижу и чувствую, тоже.
Он так тактично сказал это «чувствую», что впору вытирать слезы платочком умиления. Нет, правда. Я ощущала себя наэлектризованной настолько, насколько это возможно. То ли магия осознания Ленориной зависимости от этого парня сработала, то ли что-то еще, но вся моя клеточная память сейчас разом активировалась на все мгновения близости с ним. Телом я определенно хотела повторения, и от этого хотелось побиться головой о столик. Нет, это просто драхец какой-то!
— Это понравилось Ленор, — охладила его пыл я.
— При чем тут Ленор?
— При том, что я в ее теле. А она была влюблена в тебя еще давно, кажется, с того самого поцелуя в беседке. Может быть, даже раньше. Тело запоминает реакцию на притяжение, поэтому…
— Успокаивай себя этим, Лена, — он зло усмехнулся.
Знакомо. Настолько, что я тоже разозлилась.
— Успокаивай себя тем, что это не так.
— Мне это не надо. Я и так знаю. Научился различать тебя и Ленор.
— С биохимией и гормонами ты явно не знаком, — отмахнулась я. — Хорошо, как скажешь.
— Скажу еще только то, что ты маленькая лгунья.
От такого заявления я раскрыла рот:
— Ты… ты вообще берега попутал, Драгон?
Люциан продолжал смотреть на меня, прищурившись, а я с трудом удержала себя на месте. Я пришла сюда заниматься! За-ни-мать-ся! Если я сейчас встану и уйду или вскочу и убегу, что уже больше похоже на то, что я собиралась сделать, только подтвержу его слова. Он так и будет считать, что мне есть до него дело, что я от него горю, завожусь и все такое.
Если останусь — время все расставит по своим местам. Особенно когда мы с Ленор наладим посменное существование. Пусть попробует отличить ее реакции от моих на уровне тела!
— Хорошо, — настолько спокойно, насколько во мне хватало терпения, отозвалась я. — С моими моральными качествами и правдивостью тоже разобрались. Ну а теперь, может быть, уже продолжим занятие? На этот раз только давай сосредоточимся на временах и на разговорном, а не на процессе моего кормления.
Подтверждая свои слова, я забрала себе целый конвертик, отодвинув его подальше от Люциана.
— Хорошо, — подтвердил он. — Что тебе больше всего нравится, Лена?
— Ты опять?
— Я про процесс обучения. Объяснять что-либо гораздо проще на том, что тебе интересно. Когда я был маленьким, одна из моих воспитательниц работала со мной по такому методу, и, признаюсь
