По возвращении Моран задержался перед воротами замка, глядя на башни.
— Иди в покои, Магда, — приказал он. — И вели слугам подать какой-нибудь снеди.
Голос звучал весьма холодно и жестко. Мне хотелось обнять мужа, но он не прикоснулся ко мне, не взял за руку, старался даже не смотреть в мою сторону.
— Моран…
— Прошу, Магда, сделай то, о чем я прошу. Мы поговорим, когда останемся наедине.
Несмотря на глубокую ночь, весть о нашем возвращении распространилась мгновенно. Слуги выбрались из теплых постелей и теперь создавали больше суеты, нежели пользы. Каждый хотел поприветствовать хозяина и выразить ему свое почтение.
— Ваш господин устал и должен восстановить силы, — урезонила я их. — Тереза, пришли нам вина, сыра и еще какой-нибудь еды, что найдется на кухне.
Я огляделась — Моран куда-то исчез. В надежде застать его в купальне я спустилась туда, но он там так и не появился, хотя я провела достаточно времени, сидя в горячей воде. Неужели прямо с дороги, после всех тягот, отправился осматривать замок?
Я едва могла сдержать разочарование и даже прикрикнула на служанку, которая расчесывала мне волосы. Несмотря на то, что в комнате было тепло, меня трясло. Видно, наконец-то наступила реакция на все случившееся. Чтобы хоть немного унять дрожь, я обхватила себя за плечи.
— Разожги, пожалуйста, камин, Лин.
Когда пламя принялись с треском пожирать дрова, мне стало легче. Руки лишь слегка дрожали, пока я вдевала в уши серьги. Те самые, один из первых подарков Морана. Руки. Черные когти больше не исчезали и матово блестели в свете светильников. А из зеркала на меня смотрело лицо, отмеченное печатью Темнейшего, губы стали слишком красными, а белая пелена истины сменилась на клубящуюся тьму.
Ожидая прихода Морана, я присела на краешек кровати, по-прежнему терзаясь вопросом, помнит ли он меня. А если помнит, то примет ли сейчас, когда я стала такой…
Промедление после долгой разлуки было особенно мучительным, но наконец за дверью раздались знакомые шаги.
Я вздрогнула и заволновалась, словно наивная девочка.
Моран вошел и сел рядом. Он все-таки побывал в купальне, избавился от лохмотьев и теперь походил на себя прежнего. Волосы снова были коротки, только виски слегка испачканы сединой.
Он тягостно молчал, и я, измученная, не в силах больше сдерживать нетерпение, воскликнула:
— Ради тьмы изначальной, Моран, скажи же что-нибудь!
— Магда… — начал он, но нас прервала служанка, которая вошла в комнату с подносом.
Она поклонилась и поспешила удалиться, поскольку воздух в комнате начал искрить, и если гроза еще не грянула, то отчетливо ощущалось ее приближение.
И точно, гром грянул.
— Магда! — взревел Моран. — Сказать что-нибудь? Да мне хочется трясти тебя, пока из твоей головы не выветрятся идеи сколь глупые, столь и опасные. На что ты рассчитывала, когда явилась во дворец к самому правителю?
— На успех, — ответила я.
Моран продолжал бушевать.
— Ты чуть не погибла в прошлый раз. Должна была бы усвоить урок, — продолжал он отчитывать меня. — Стоило тебе вернуться в замок, как ты снова отправляешься к светлым. Да они могли убить тебя сразу, как только ты перешагнешь грань портала!
Он волновался за меня, и от этой мысли стало теплее на душе.
— Но не убили.
— А если бы я не успел подготовить свой побег, что тогда? — Моран распалялся все больше и больше. — Каким был бы твой план?
— А что я должна была делать? Выходить каждый день за ворота и вглядываться в даль, надеяться, что когда-нибудь смогу увидеть тебя? Выжигать глаза слезами и чахнуть в тоске?
Моран выругался и в подробностях начал расписывать ужасы и унижения, которые меня ждали бы, займись мной палач.
Я не перебивала, не спорила, давая ему выговориться, просто слушая его голос.
— Откуда у тебя кристаллы и та штука, с помощью которой ты снял кандалы? — спросила я, когда ему понадобилось перевести дыхание.
— Не твое дело, — огрызнулся Моран.
Но в нем не было злобы, просто усталость.
— Что это был за яд? — проворчал он. — И как ты пронесла его во дворец?
— Не твое дело, — в тон ему ответила я.
— Ах, не мое? — Тон Морана сделался угрожающим.
— Перестань, — сказала я, — не очень-то разумно кричать на женщину, которая ради тебя отравила правителя светлых земель. Да и не только правителя…
Я рассмеялась, и Моран тоже. Мы, словно дети, покатывались со смеху и никак не могли остановиться. Напряжение ушло.
— Вот ведьма! Ты всегда была такой упрямой?
— Не знаю, — пожала плечами я и задала главный вопрос: — Так ты все-таки вспомнил?
Пока ждала ответа, так сильно впилась в простыню, что один из когтей прорвал ткань.
— Нет, — последовал краткий ответ, после чего Моран набросился на еду, которую принесла служанка.
Он с жадностью поглощал похлебку, макая в нее свежий хлеб.
— Давно я такого не едал. Правитель был не слишком щедр даже на объедки свиньям, не говоря уже о своих особых «гостях».
Моран подцепил на нож кусок твердого козьего сыра.
— Тогда… раз ты не помнишь…
Он отодвинул еду и привлек меня к себе так, что я уперлась коленями в его бедро, и долго не отпускал.
— Это сложно объяснить…
— Теперь у нас есть время.
И Моран начал говорить.
— Тогда, в лабиринте, я был зол, ослеплен и не мог расслышать и понять всего того, что ты говорила. Мне казалось, что все это подстроено, новая ловушка или очередное изощренное издевательство светлых.
— Я понимаю.
— А еще я боялся, Магда.
Признание далось ему с трудом. Мужчине, а тем более воину-магу, вообще нелегко признаться в таком. Этот шаг говорил о доверии.
— Я боялся, потому что то, о чем ты говорила, было слишком хорошо, слишком похоже на жизнь, которую мне бы хотелось… Ты не представляешь, сколько раз за ту ночь я хотел убить тебя, думая, что ты лжешь. Но каждый раз мою руку что-то удерживало.
Несмотря на то, что камин был жарко натоплен, меня прошиб озноб.
— И почему ты удержался?
— Не скрою, сначала я убеждал себя, что смогу провести ритуал и вырвусь из светлых земель, принеся тебя в жертву. Но где-то глубоко внутри меня жило воспоминание. Точнее даже, воспоминание о воспоминании. Как будто я знал тебя всегда… в этой жизни или в прошлой. Ты не была мне чужой.
— А потом ты увидел кристаллы… — подсказала я.
Он едва заметно качнул головой.
— Пока ты лежала без чувств, у меня было видение. Я стоял в пещере, освещенной факелами, в руках у меня был меч, с которого стекала еще
