себе и вдыхая присущий лишь ему аромат силы и любви.
Не знаю, сколько прошло времени, когда искра безумного единения отпустила нас, но лежа на обнаженной груди своего мужчины и чувствуя его сильные руки, что прижимали меня к себе, оберегая как самое ценное во всех мирах, я считала себя самой счастливой.
* * *
— Я же говорил, что в этом году понянчу своих племянников, — это было первым, что я услышала, когда мы с Ланселем покинули его кабинет, переоделись и привели себя в порядок. На часах была уже половина пятого утра и безумие нашего слияния, как оказалось, длилось пять часов без перерыва.
Предательская краска залила мои щеки. Я сильнее сжала руку Ланса, не имея сил не касаться его.
— Заткнись, — по-доброму шикнула я на кузена, поджимая губы.
— Кольцо Ба? — удивленно спросил Крайс, а потом широко улыбнулся, будто что-то понял. — Так вот о чем она с тобой так долго говорила перед нашим отправлением.
Оранжево-красный рубин переливался всеми оттенками жаркого пламени в свете светлячков, а тонкая полоска платины опоясывала мой безымянный палец на правой руке.
— Раз вы во всем разобрались и я, как отец могу быть спокоен, — взял слово мой папа, что сидел на диване, делая записи, видимо, о предстоящем ритуале со Смертью и Беном, — то думаю, мы можем продолжить наш разговор.
На этом моменте разговора Лансель заскрежетал зубами, но не стал возмущаться. Мы с ним обсудили этот вопрос и с трудом, но мне удалось убедить его хотя бы попытаться. Если что-то будет мне угрожать, то мы немедленно прекратим ритуал и придумаем новый способ.
— Милая, ты не могла бы призвать свою новую Госпожу, чтобы она прибыла вместе с прародителем демонов, — вежливо попросил меня отец, продолжая делать какие-то записи и зачеркивать, видимо, неверные расчеты формул. На его лице от напряжения можно было заметить глубокие морщинки — вокруг глаз и рта, а еще всполохи силы, что расходились от сильного тела по всей гостиной.
— Конечно, пап, — улыбнулась я и, закрыв глаза, мысленно обратилась к своим печатям. Они были своего рода маяком, на который и должна была прийти Смерть. Только благодаря душам в моих жилах, она и могла меня найти в любом городе и в любом мире.
«Мора?», — позвала девушку, представляя перед своим мысленным взором облик златовласой Смерти в черном балахоне.
«Джесмин?», — спустя несколько минут услышала я голос в ответ.
«Да, нужно чтобы ты пришла вместе с Беном в замок дертагорцев. Мой отец придумал способ перенести души Эюш-Наров на тело акхлера.
Но ответа не последовало.
— Скоро придут, — оповестила я своих близких, чувствуя легкую дрожь после мысленного общения со Смертью. Да уж, некоторые возможности Стражей не позволяли мне здраво мыслить и отнимали слишком много сил. А мне от большинства из них нужно было избавиться и как можно скорее. Меньше печатей, меньше проблем. Да еще и долг от Смерти был приятным бонусом к нашему сотрудничеству.
Бен был несколько взволнован. А когда акхлер был взволнован и плохо владел своей истинной магией, то это затрагивало всех демонов поблизости. В итоге мы с отцом, Крайсом и Ланселем сидели и дергались, как от множественных ударов молний.
— Прекрати, — раздраженно попросила мужчину и он, словно только сейчас очнулся. — Пожалуйста, — добавила более теплым тоном, чтобы не пугать и без того нервного прародителей демонов.
— Прошу прощения, — качнул головой Бен, краснея от собственного бессилия. — Я не хотел вас переутомлять своими эмоциями.
— Ничего страшного, просто ты акхлер и все твои переживания отдаются эхом по демонам, — разъяснил мой отец Бену, но древний и могущественный, кажется, до сих пор не особо верил в то, что был таким всесильным. Он, как и всегда был одет словно шут — яркая, даже слишком, оранжевая рубашка в салатовый горох, штаны-шаровары насыщенного оттенка неба, а еще высокие, походные сапоги с острыми носами.
В общем, все, как и всегда. Хоть что-то во всех мирах было неизменно.
Мне вот даже стало интересно, а все акхлеры так одевались или это только Бен такой особенный нам попался? Правда… он действительно особенный, но в этом была его сила и его очарование.
— Так что ты придумал? — спросила Мора у моего отца так, словно они были давно знакомы.
Они вели себя как старые друзья, а я никак не могла понять, почему Смерть время от времени с какой-то даже насмешкой смотрела на моего родителя. Он ведь был самым праведным и правильным демоном из всех, кого я когда-либо знала. И вот не нравилась мне эта таинственность. Ланс тоже заметил несколько странное перемигивание моей новой Госпожи и своего будущего родственника.
Что ж, нужно будет у отца потом спросить что это было сейчас.
— Всем известно, что печати можно перенести с тела на тело только при смерти носителя. Это единственный возможный вариант, — отец говорил отстраненно, и я видела, что слова давались ему с огромным трудом. И правда, подставлять единственную дочь и убивать ее он вряд ли собирался, поэтому я ждала продолжения речи. — Но подвергать Джессмин такому риску я не позволю, как и ее жених, — на этом моменте отец как-то слишком довольно ухмыльнулся, стрельнув взглядом в сторону Ланселя.
— И что ты предлагаешь? Даже мне, как Смерти правила не позволят отнять хотя бы часть печатей с одного тела на другое и тебе, Гритер, это известно как никому другому. Ты же варос, в конце концов.
— Верно, мне это известно. Но также я знаю, что как Смерть и повелевающая душами ты можешь перетянуть часть их силы в другой сосуд, если он уже несколько не дышит.
Я поняла!
Отец не мог позволить убить меня для переноса печатей, но не особо переживал за жизнь Бена, поэтому и предложил отнять его жизнь, на время, чтобы провести ритуал.
Мой заинтересованный, чуть напуганный взгляд метнулся к Море, которая сейчас, в своем обычном балахоне и бледным лицом была не менее взволнованной и отрешенной от мира, чем ее избранник.
В ее глазах, таких волшебных и несущих в себе жизнь и смерть всех миров можно было разглядеть истинный ужас, который она испытала при предложении моего отца. Она посмотрела на Бена, потом на меня, а после, взглянув в темные глаза моего отца, с силой замотала головой.
— Нет! Ни за что! — рявкнула Мора так, словно в нее вселился другой человек. Больше не было отстраненной, чуть флегматичной особы. Теперь передо мной была любящая девушка, что ради своего
