— Черт! — дернулась я, отчаянно пытаясь распутать ноги.
Паймон поднял руку, и меня пришпилило к земле. Взгляд уперся в безоблачное ночное небо.
— Давай не будем все усложнять, дорогая.
Глотая ртом воздух, я шарила руками по земле. Схватила камень и сжала его так, что края впились в ладонь.
— Я сейчас довольно благосклонно настроен, поэтому предлагаю тебе то, чего не предлагал еще никому. Ты пойдешь со мной по доброй воле, не доставляя неудобств, — он сверкнул идеально белыми зубами, — и я не сделаю себе корону из костей твоих любимых. Я обещаю тебе несметные богатства, свободу быть кем пожелаешь и жизнь, которой будут завидовать все.
Ощущая тяжесть камня в ладони, я снова чуть не рассмеялась.
— Ты хочешь возродить Лилин?
— О, я рад, что мне не нужно объяснять тебе того, чего я желаю. Хоть я и заготовил для этого целую речь. — Он подмигнул мне темно-красным глазом. — На это всегда найдется время потом, дорогая.
От страха тряслись поджилки, но я заставила себя как можно смелее сказать:
— Используя меня и возродив Лилин, ты действительно оставишь меня потом в живых?
— Вполне возможно, — ответил он. — Это зависит от того, насколько счастливым ты меня сделаешь.
— Ну да, конечно. Можешь идти к черту.
Паймон посмотрел в сторону, потом снова повернулся ко мне лицом. Его кожа истаяла, обнажив красный череп и полыхающие огнем глазницы. Раскрылся рот — длинный и перекошенный. От изданного им воющего звука у меня заледенела душа. Я в ужасе закричала, не имея возможности отползти назад, пока голос не оставил меня.
Затем передо мной снова предстал красивый улыбающийся мужчина.
— Дорогая, ты — средство, ведущее к достижению замысла — замысла, чудесным образом идущего на пользу мне. — Паймон присел рядом со мной, склонив голову набок. — А теперь ты пойдешь со мной или по-хорошему, или очень, очень по-плохому.
Я глубоко вздохнула, но мне все равно не хватало воздуха. А как же Зейн? Если Паймон схватит меня, то я не смогу привести ему помощь.
— Ладно. Ты… ты можешь убрать от моих ног эти мерзкие корни?
Коротко улыбнувшись, Паймон взмахнул рукой. Корни задрожали, иссохли и за секунды превратились в пыль.
— Я рад, что ты сдел…
Я со всей силы ударила его зажатым в руке камнем по виску. Его голова дернулась в противоположную сторону, но уже через секунду он смотрел на меня и смеялся. Смеялся.
Из раны на виске текла не кровь. Ее лизали языки пламени.
Паймон схватил меня за руку, жестко стиснув мои пальцы.
— А вот это было не очень любезно, дорогая.
— Боже, — выдохнула я, уставившись на его горящую голову.
— Не угадала. — Он вздернул меня на ноги. — Скажи «пока-пока».
Я открыла рот, но не успела издать ни звука — мой мир погрузился во тьму.
Я медленно приходила в себя. Вернувшееся чувство осязания первым дало понять, что ничего хорошего меня не ждет. Я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Они были привязаны к холодному полу, и когда я потянула руки, веревки врезались в запястья.
О черт.
Потом вернулось обоняние. В ноздри ударил плесневелый запах — знакомый, однако я не могла выудить из памяти воспоминание, где уже его ощущала. С усилием приоткрыв глаза, я уперлась взглядом в металлические балки наверху.
Свечи давали мало света, но в тенях, создаваемых их мерцающим танцем, я разглядела баскетбольное кольцо без щита. Опустив глаза, прошлась взглядом по глубоким царапинам на полу, пока те не исчезли за нарисованной белым мелом линией — кругом. Сам круг тоже пересекали линии, только прямые. Я повернула голову, поморщившись от тупой боли в висках. И там линии.
Слегка искривленная пентаграмма. Дело дрянь.
Я находилась в старом спортзале на нижнем этаже нашей школы, связанная в самом центре пентаграммы и… что это лязгает? Выгнув шею, я попыталась рассмотреть что-либо за сотней белых свечей, поставленных вдоль всей линии круга.
В тенях двигались какие-то существа. От тихого лязганья их зубов и поросячьего повизгивания у меня кровь стыла в жилах. Истязатели.
— Очнулась? Хорошо, — раздался из теней протяжный голос с сильным южным акцентом. — Ну что ж, приступим.
Я резко опустила подбородок, устремив взгляд себе в ноги. Паймон снял пиджак, вытащил из-за пояса красную рубашку. Он подошел к краю круга, остановился и, глянув вниз, шагнул назад. У меня возникло нехорошее подозрение.
— Не будешь входить? — спросила я.
Паймон, откинув голову, рассмеялся.
— Эта прелестная, немного искривленная пентаграмма может с легкостью превратиться в демоническую ловушку, так что мои лоферы[37] ни на сантиметр не пересекут этой линии.
Мои руки сжались в кулаки, и кольцо впилось в кожу.
— Разве это не затруднит сотворение заклинания?
— Ничуть, моя дорогая, — ответил он, опустившись на колени. Ирокез у него на голове был длиннющим. — Для этого я и привел своих лакеев. Ко мне, лакей!
Из теней слева от меня вышел еще один демон. Я его раньше не видела, но улыбка у него была просто жуткая. С трудом сглотнув, я переводила взгляд с одного демона на другого. Никто не придет и не спасет. Не знаю, выжил ли Зейн в битве с Геллионом. Рот, наверное, даже понятия не имеет, что меня схватили. И я сама не смогу защитить себя, если только с помощью какого-то фокуса не сниму с себя веревки. В этот момент я осознавала три вещи. Мы все попали: я, человечество и вселенная.
— Признаюсь, Набериус меня разочаровал. Он должен был доставить тебя без моего вмешательства. Покажи ей, как я был тобой недоволен.
Лакей помахал левой рукой, на которой не хватало четырех пальцев. Остался только один — средний.
— Они отрастут. Медленно.
— И болезненно, — добавил Паймон с радостной улыбкой. Он плавно поднялся. — Ладно, Набериус, пролей кровь Лилит. Не буду же я торчать здесь всю ночь.
Исполнительный слуга осторожно перешагнул линию круга и тоже встал на колени. У меня упало сердце.
— Подожди!
Набериус схватил мою руку одним пальцем. В другой его руке блеснуло что-то металлическое.
— Подожди, я сказала!
Паймон вздохнул.
— Теперь будешь меня умолять? Захочешь перейти на темную сторону? У тебя уже была такая возможность, моя дорогая. Я убью тебя, когда закончу со всем этим. Ну, наверное, поразвлекусь с тобой сначала, но потом все равно убью.
К горлу подкатила паника, но я знала, что если поддамся ей, это будет конец. С гулко бьющимся сердцем я попыталась подтянуть к себе ближайшую к Набериусу руку, но веревка держала крепко.